— Откуда он может знать, что ты здесь? — Шейн откровенно считал их звонки домой пустой тратой времени.
— Я отослал им факс с моими телефонными номерами. Ширли должна повесить их на кухне.
— Неужели? — спросил Шейн.
— Сказала, что сделает это.
— А тебе сын звонил?
— Нет.
— Значит, она ничего не сделала, верно? — Шейн все продумал.
— Полагаю, нет, и не надеюсь, что она позвонит моей маме. — На лице Томаса пролегли суровые линии. — Надо было позвонить не ей, а маме. Но хотелось услышать голос Билла, а Ширли меня только расстроила…
Наконец тихо заговорил Дэвид:
— Когда звонил, хотел оставить милое послание на автоответчике, но они были дома, и трубку взял отец… Сказал, что… Сказал, что если со мной ничего не случилось, то зачем было звонить.
— Он имел в виду не это, понимаете, — успокоил Томас.
— Знаете, люди порой часто говорят не то, для разрядки, — добавила Эльза.
Дэвид покачал головой:
— Но он именно это имел в виду. Я слышал, как мама крикнула из гостиной: «Спроси его о награждении, Гарольд, он будет дома в день церемонии?»
— Награждение? — заинтересовались все.
— Это для тех, кто зарабатывает большие деньги, как королевская премия за достижения в промышленности. Нечто подобное. Будет большой прием и церемония награждения. Для них ничего важнее этого в мире нет.
— Может, на церемонию пойдет кто-нибудь вместо вас? — подсказала Эльза.
— Любой с работы отца, его друзья из ротари или гольф-клуба, мамины кузены…
— Значит, вы единственный ребенок? — спросила Эльза.
— В этом-то и проблема. Это большая проблема, — грустно ответил Дэвид.
— Жизнь твоя, и делай с ней что хочешь, — пожал плечами Шейн. Он не видел никакой проблемы.
— Думаю, им просто хотелось поделиться с вами этой честью, — заметил Томас.
— Да, но я хотел рассказать им о трагедии и о погибших людях, а они все об этой процедуре и о том, успею ли я домой вовремя. Это чудовищно.
— Возможно, они хотели сказать вам «Вернись домой», не так ли? — предположила Эльза.
— Сказать «Вернись домой» можно как угодно, но «Вернись, получи хорошую работу и помоги отцу в его деле» — это не для меня, я не собираюсь этого делать, ни теперь, ни когда-либо. — Дэвид снял очки и протер их.
Эльза о себе ничего не рассказывала. Они сидела и смотрела на море за оливковой рощей вдоль берега, на маленькие острова, где все надеялись отдохнуть в солнечный полдень. Она почувствовала, что все смотрят на нее в ожидании рассказа о телефонном звонке.
— О, как я позвонила? Думаю, дома, в Германии, никого нет! Звонила двум друзьям, и везде автоответчик, они оба решили бы, что я сошла с ума, но в чем дело? — усмехнулась Эльза, и ни слова о том, что оставила на одном автоответчике легкое доброжелательное послание, а на другом слова жесткие, почти враждебные.
Андреас взглянул на нее из темноты. Прекрасная Эльза, оставившая работу на телевидении, чтобы найти убежище на греческом острове, еще не обрела долгожданный покой, подумал он.
На террасе стало тихо, каждый думал о своем звонке и размышлял, как сложилась бы ситуация, если бы пришлось все повторить сначала.
Фиона сказала бы своей матери, что в гавани теперь так много несчастных дочерей и матерей, ищущих друг друга, что ей захотелось позвонить домой и что она сожалела обо всех неприятностях, которые ей доставила, но что она теперь взрослая и должна жить самостоятельно, и это вовсе не означало, что она не любит маму и папу. Они бы не расстроились так сильно, если бы она обсудила с мамой свои планы и снова и снова повторяла, что очень даже заботилась о них и что постарается быть дома к серебряной свадьбе. Надо только обождать.
Дэвид думал, что мог бы поведать о том, что сумел побывать во многих местах и многое узнал о мире. Он мог бы рассказать об ужасной трагедии на прекрасном греческом острове и что это заставило его задуматься о том, как быстротечна жизнь и как внезапно она может оборваться.
Его отец обожал пословицы и поговорки. Дэвид мог бы рассказать ему пословицу о том, что «если любишь свое дитя, пошли его в путешествие», и планы его не окончательны, но с каждым днем он набирается опыта, от которого становится лучше. Это могло бы сработать и было бы гораздо лучше, чем пустая бездна, которую он создал вокруг себя.
Томас понял, что надо было позвонить матери, а не Ширли. Просто ему так хотелось верить, что мальчик на месте. Звонить надо было только маме. Он бы сказал ей, что беда прошла стороной, и попросил ее все рассказать Биллу. Он бы сказал ей, что сидит с незнакомыми людьми, что поведал им, какая она замечательная женщина и как благодарен ей за то, что нашла средства на его учебу, работая сверхурочно по ночам. Маме это бы понравилось.