- Ах, черт те возьми совсем! - сказал солдат. - Это штука ловкая. Слышь, Матвевна? Да никак и мне приняться? Торговлю побоку, хлебца кусочек, сиди да поманивай. Хм. Коммерция!
- Да это еще что? - продолжал прохожий. - У нас теперь один барин есть. Совсем и хозяйством бросил заниматься. Я, говорит, и так проживу - штрафaми. Сейчас подошла корова к его пруду напиться - штраф! Карасей, говорит, у меня в пруду распужала. Почему что карась оченно робок, коров боится и со страху колеет. Мужик проехал мимо саду, зацепил за плетень - штраф! - фрухтовые деревa повредил. Ну, и ничего. Только уж очень он жаден стал на эти самые на штрафы: ничего даже и бояться не стал. Вот гнал гуртовщик скотину по его земле. Бурмист к ему тотчас бежит - гонют, говорит, овец; потрава беспременно будет. А ему только того и нужно. Сейчас сел верхом и скачет сам. Пастухи это его как завидели, сробели, скотину распустили... А он как налетел, сразу полгурта отхватил. Овцы шарахнулись да в хлеб, а он за ними, овцы в сторону, он за ними, загонять. Гонял, гонял их, до тех пор гонял, что двадцать штук до смерти загонял - на другой день околели; да лошадью сколько затоптал.
- Ну, это значит, жаден уж очень, - заметил солдат.
- А я про что ж? Не пожадничай, жил бы да жил, любезное дело; а теперь вот и судись. Своих еще приплотит.
- Приплотит, - заметили мужики,
- Уж это как есть.
- Ну, за хлеб за соль, - сказал прохожий, вылезая из-за стола.
- На здоровье, - ответила хозяйка. - Акулина, сбирай!
- Да, вот про суд-то вы говорите, - начал опять прохожий, обращаясь к мужикам, лежавшим на полатях.
- Н-да, - отозвались мужики.
- Ну, так вот со мной грех такой-то вышел: тягали меня довольно, и тоже приплатил и я.
- За что ж так?
- Да вот какое дело. Летошний год тоже не плошь этого гуртовщика гнал я скотину и тоже по барской земле; ну и недоглядел. Тропиночка эта узенькая, и сейчас тут поворот. Скотина эта сгрудилась, заметалась, ни туда ни сюда. Мальчонка у меня, жид его дери, непутный такой; я ему кричу: Трушка, дуй те горой, - верни! А тут это, на грех, земский навстречу с ружьем. Собачонка эта у него Центра, разбежалась да как бросится прямо в стадо. Одна корова хвост подняла, фю! Я гляжу, уж она вон де: так и чешет по овсам; другая поглядела, поглядела, да за ней. Я - "Куда! Куда!" - ну, брат, шабаш! Сейчас сторож выскочил, коров загнали, а меня судить. Судили, судили и присудили, братцы мои, чтобы то есть разойтись полюбовно: мир там колько-то денег приплатил, а пастуха наказать, чтобы вперед глядел. Вот сейчас повестили: явиться пастуху в расправу. Пошел я. Шел, шел, а волость-то верст пятьдесят от нашей деревни. Иду я дорогой и думаю: "Эх, мол, насидятся у меня робятенки без хлеба. Поскорей бы мне дойти". Все это у меня в уме, да все про скотину думается; не управится без меня мальчонка, ни за что не управится. Где ему? - глуп.
Пришел. Сейчас к писарю: так и так, вот, говорю, я пришел.
Писарь, ладно, говорит, подожди.
Ну, переночевал ночь; наутре чуть зорька занялась, я вскочил; ну, думаю, только бы меня, дай господи, поскорей отжучили, сейчас бы я марш домой. Ждал, ждал, целый день на крылечке просидел, все ждал; не пущают - и шабаш. Чуть увижу: мужики из-за угла выходят - ну, думаю, слава тебе господи, сейчас меня драть. Гляжу, нет, мимо прошли.
Старшина с писарем стоят, шепчутся; ну, вот, думаю, это про меня. Вот сейчас гашник 4 расстегнул... Глядь, в кабак пошли. Ах ты боже мой! Что ты станешь делать? Измучили. И еще день прошел. Я не пью, не ем, жду не дождусь: скоро ли, мол, это меня отпустят. Пойду, пойду к писарю: батюшка, отец родной, вели ты меня наказать!
- Подожди, говорит. Вот те и сказ. А меня пуще всего скотина-то сокрушила. Где Трушке управиться одному! Да и сидел бы я, сидел теперь, думаю себе, лапотишки ковырял. А тут скука-то меня очень уж одолела. Ведь как думаешь, братец мой, трои сутки живу, не пущают. На четвертый день сижу у ворот, идет знакомый мужик: что ты, говорит? Так и так, говорю, вот какое горе. "Э, дурак, говорит, целковый денег есть?" - "Есть, говорю, есть". "Поди дай, сейчас отпустят". Ведь и точно, братец мой, сейчас же, слова не сказал, разложили и отодрали. "Давно бы ты так", говорит.
- Так вот, они, деньги-то, что значит, - начал было опять прохожий; но в это время кто-то постучался в калитку.
- Акулина, - сказала хозяйка, - проснись! Поди пусти, кто там это?