— Внимание, парни! — закричал Дринкуотер. — Приближается противник!
Сразу после этого поднялся многоголосый крик, сопровождаемый треском сталкивавшихся весел. Приблизившаяся плоскодонка нанесла своим внушительным штевнем скользящий удар по борту баркаса такой силы, что люди в нем не смогли удержаться на ногах. Их развернуло, и оба плавсредства валетом прижались друг к другу бортами. В следующий миг люди Дринкуотера отчаянно сражались не на жизнь, а на смерть.
Когда Дринкуотер доставал людей из воды, он сдвинул свою саблю за спину, и теперь не имел времени выхватить его, чтобы отразить выпад нацеленной на него абордажной пики. Он отшатнулся и упал на спину к ногам Трегембо. Тот вытащил румпель из головки баллера руля и стал действовать этим импровизированным орудием, нанеся им скользящий удар по руке нападавшего.
Французский моряк закричал от боли и выпустил пику из размозженной руки. Дринкуотер откатился в сторону и поднялся на ноги, с трудом удерживая равновесие на сильно раскачивающемся под прыжками атакующих французов баркасе. Он обнажил саблю. Скрежет клинка о позолоченный медный обод ножен наполнил его свирепой решимостью. Он всадил лезвие в бок одного из французов, провернул и выдернул, оставив несчастного корчиться в агонии.
Когда тот упал, вспышка пистолетного выстрела на мгновение ослепила Дринкуотера.
— Осторожнее, сэр, там юный джентльмен, — крикнул Трегембо, когда Дринкуотер запнулся о маленькое, неподвижное тело Фицуильяма, наполовину высовывавшееся из-под кормовой банкетки.
— Héla![5]
Дринкуотер быстро осмотрелся, его зрение восстановилось. На более высоком планшире плоскодонки балансировал французский офицер.
Даже в темноте его поза выражала победный триумф. С холодной яростью Дринкуотер первым нанес удар по клинку француза. Столкновение клинков подсказало ему, что его оппонент был опытным фехтовальщиком — сабля противника не дрогнула под его ударом. Француз сделал выпад, и Дринкуотер почувствовал, что его правое плечо задето. Он быстро уклонился, приседая, в то время как клинок оппонента рвал ткань его мундира, затем рванулся вверх со всей силой, рассчитывая, что тот не успеет восстановить равновесие. Но француз был слишком ловок для Дринкуотера и быстро отскочил назад.
Шлюпки колыхались на волне и бились друг о друга. Баркас представлял собой бурлящую массу сражающихся людей, пространство было заполнено проклятьями, криками, воплями и стонами. Дринкуотер не имел ни малейшего понятия, какая сторона одерживала верх.
Где Килхэмптон? Где Трегембо? Где же, черт побери, остальные его шлюпки? Какое-то мгновенье Дринкуотер колебался, раздираемый между необходимостью собственного выживания и ответственностью морского офицера, командовавшего отрядом мортирных баркасов. В этот момент он расслабился, потеряв инстинкты бойца — взамен он представлял себе оправдание своих ошибок, последствия опрометчивости Нельсона и неустойчивые взаимоотношения с адмиралом. Ему привиделись собственные успехи и неудачи: бледное лицо раненого Фицпатрика, округлые линии живота беременной жены, и снова — полнейшее безумие этой дурацкой ночной атаки.
Тут же внутренний голос вернул его к опасной действительности. Французский офицер, восстановив дыхание и равновесие, оттолкнулся от планширя своей плоскодонки и вновь бросился в атаку с явным намерением убить Дринкуотера и уничтожить вместе с ним боевой дух британской команды. Дринкуотер заметил нападавшего и отпрянул в сторону, но не успел — клинок француза вторично попал в правое плечо, вонзившись полностью до эфеса.
Когда французский офицер упал на него, то всё, что мог сделать Дринкуотер — это продолжать сжимать свою саблю до тех пор, пока рука подчинялась ему. Он падал навзничь, и вместе с ним его оппонент. Их совместное падение завершилось на чьём-то теле, распростертом поперек противоположного планширя. Дринкуотер почувствовал, как падение вышибло воздух из его легких, а жгучая боль в плече заставила его судорожно всхлипнуть. Последнее, что увидел Дринкуотер, прежде чем потерять сознание от болевого шока — кончик своего клинка, выходившего из поясницы противника.
— Итак, сэр, вижу, что наконец-то Вы пришли в себя. Смею сказать: вам крупно повезло, что вы попали в мои руки — сказал мистер Леттсом. Затем, не в силах сдержать свою музу, хирург "Вулфа" продекламировал:
Кто хворый — к доктору идет,