Я чувствую тихое прикосновение его плоти между своих ног. Это приятно. Приятно до тех пор, пока он не пытается войти...
За окном что-то громко ухает. То ли первые признаки боли, то ли резкий оглушающий звук — не знаю что именно — отрезвляют меня.
— Стой! — выкарабкиваюсь из под Серёги. — Не надо!
— Ты чего? — недоумевает он и машинально пытается вернуть меня на место.
— Мы не должны этого делать.
— Но ты же сама хотела?!
— Мне всего шестнадцать. Я ещё успею лишиться девственности. А ты мне почти что брат! Ты муж моей сестры! Я не могу предать Марину! Я не хочу чувствовать потом себя гадиной. Мы не будем с тобой делать это! — я окончательно освобождаюсь от груза его тела и непослушными пальцами натягиваю на себя трусы.
— Чёрт! — Сергей поднимается с кровати моих родителей и двумя руками закрывает лицо. — Почему ты раньше не остановила меня?
— Я не знаю... Я хотела тебя... Но совесть не позволяет мне завершить начатое.
— Ну ты и дура! — он зло хватает свои джинсы и прыгая на одной ноге, пытается их надеть на себя. Он мучается. Эрекция не даёт Сергею застегнуть ширинку. Чертыхаясь, он наконец, справляется со своей проблемой.
Не глядя на меня Сергей поднимает с пола футболку и выходит из спальни. Проходит несколько секунд яростной возни в коридоре и я слышу как захлопывается входная дверь.
На следующий день они переехали в свою квартиру. Собирая по квартире вещи, Маринка отчего-то злилась. Не переставая рычать на Сергея, и то и дело шпыняя Илюшку, укладывала вещи в чемоданы. Мой отец помог им перевезти всё их добро в их новое жилище.
Однако, прожили они в съёмной квартире чуть больше двух недель. Потом съехали. Молча, не предупреждая нас, вернулись обратно в деревню. Долг за снятую для них квартиру и за новые обои моей матери так и не вернули.
С тех пор я больше никогда не видела Сергея. Через год по возвращению в деревню, они переехали к его матери в Омск. Там и развелись. Там он и умер. А я ещё долгие годы чувствовала вину за то, что творила за спиной у сестры.
— Давай, за упокой души Серёги выпьем? — протягиваю сестре очередной стакан с разбавленным колой виски.
Внезапное воспоминание пробудило во мне прежнее чувство вины.
— Слушай, Марин. Раз Сергея больше нет с нами, да и ты давно разведена с ним, хочу тебе кое в чём признаться.
Поддеваю вилкой горошину из, наструганного по случаю приезда сестры, оливье и отправляю в рот.
— В чём? — следуя моему примеру, Маринка выбирает из салата сразу три горошины и с аппетитом проглатывает их.
Я опустошаю залпом свой стакан и как на духу вываливаю сестре историю о том как почти переспала с её бывшим покойным мужем.
— Понимаешь, я все годы умирала от чувства вины, прости меня, пожалуйста, сестрёнка, — завершаю свою исповедь я и смотрю на Марину.
Та с открытым ртом, с полными слёз глазами смотрит на меня.
— Ну ты и дрянь! — шипит мне в ответ сестра.
— Ну, прости, я же не для того чтобы поссориться с тобой всё это рассказала. Меня столько лет терзали муки совести. И... я же всё-таки смогла вовремя его остановить. Кроме того, я не вешалась на него, не соблазняла, не приставала к нему. Серый сам лез ко мне целоваться, сам искал меня на улице. Я не так уж сильно виновата перед тобой, мне было всего шестнадцать! — как могу оправдываюсь, но это не помогает.
— Гадина! — кричит на всю квартиру Маринка.
— Тише, детей разбудишь, — пытаюсь утихомирить её, но всё тщетно.
— Я знала, я чувствовала, что между вами что-то было! Он был сам не свой. Поэтому мы и уехали. Он твоё имя шептал во сне и стонал! Какая же ты сука!.. — она выскочила из-за стола и начала метаться по кухне.
— Марина, я не знаю что еще сказать тебе, чтоб ты меня простила. Видимо, зря я решила облегчить перед тобой душу. Думала, признаюсь тебе во всём, и раз уж ты сама с ним развелась сто лет назад, простишь меня... А ты...
— А ты думала, что возьмешь, выльешь на меня весь свой груз, облегчишь душу, и я радостно прощу тебя? А откуда я узнаю, что ты сама не вешалась на него? Серёжка умер, оправдаться не сможет уже. И чем ты докажешь, что ты вовремя остановилась и вы не закончили начатое? — глаза разъярённой сестры налились кровью.
— Ты можешь позвонить моему бывшему мужу и спросить у него. Он был моим первым мужчиной.
Лицо Маринки вытянулось. Она останавливается напротив меня и глядя в глаза уже спокойно, с ехидными нотками произносит:
— Первый, да не совсем. Мой Серёга все-таки в дверь успел постучаться.
— Марин!
— Да пошла ты, — она стягивает мокрое полотенце с волос и уходит в комнату. Довольно долго шуршит пакетами.
Я убираю посуду со стола и складываю в посудомойку. Когда заканчиваю уборку иду в комнату, чтобы посмотреть как там Марина. Обнаруживаю сестру в коридоре. Полностью одетой с дорожной сумкой в руках.
— Ты куда?
— Ну, спасибо тебе сестра, за гостепреимство, за сестринскую любовь, за твою исповедь, на ночь глядя. За всё тебе огромное спасибо! — она театрально кланяется мне в пояс.
— Марин, ну прости. Ну куда ты собралась на ночь глядя?
— Не твоё дело! — она берётся за дверной замок.
— Тебя же только через два дня в стационар оформят, — беру сестру за руку, но та со злостью одёргивает её.
— Ничего, на вокзале переночую пару дней.
—Не глупи, Марина, ложись спать. Тебе нельзя на вокзал, у тебя онкология! — умоляю остаться я.
— Спасибо, что вспомнила! — бросает мне в лицо сестра, со всей силой толкает меня в глубь коридора и я с грохотом, теряя тапки лечу назад. Бьюсь спиной о комод. Всем своим торсом чувствую как впиваются в позвоночник кованые оловянные ручки с такой любовью выбранного мною комода.