Антон по-прежнему лежал на матрасе. Синие ветви над головой сплелись в клубок. Клубок сделался плотным, начал кружиться. Антон не мог уяснить: легок или тяжел клубок? Летит вверх или падает вниз? Но прежде чем окончательно провалиться в сон, в небытие, он ясно понял, что на сей раз вышла ошибка. В жизни не осталось крюка, на который его можно было бы взять, как ротана. Душа Антона была абсолютно — вакуумно — пуста. Одна теплилась мечта: заснуть и не проснуться. Ему были в высшей степени безразличны: Зола, Слеза, Фокей, Конявичус, все люди на земле. Он шел в город с бандой спецназовцев не затем, чтобы кому-то отомстить или кого-то спасти, а потому, что было все равно.
Выпала первая по-настоящему холодная ночь. Антон проснулся от звуков, сопровождающих снятие вооруженных людей с места: ругани, металлического стука, моторного гула. Земля была белой от инея. Там, где инея не было, стоял густой туман по колено, но как только образовывался иней, туман исчезал, воздух прояснялся. Трава, кусты, деревья — все было как обсахарено. Антон в детстве почти не видел сахара. В особняке, где они жили с Золой, сахар не переводился. Но это уже в прошлом. Отныне Антону, судя по всему, предстояло лицезреть исключительно такой — природный — иней-сахар. От мороза земля сделалась твердой и гулкой. Кованые ботинки стучали по ней как по железу.
— Поедем на джипе, — решил Конявичус, — вертолеты пустим в облет. Надо будет — пересядем. Есть возражения, мистер Ло?
— Одно, но принципиальное, месье главнокомандующий, — Антону захотелось выйти из воли Господа. — На хрена нам все это? Не лучше ли сесть в вертолет да улететь отсюда к… матери?
— Предложение интересное, но некорректное, — ответил Конявичус. — Неужели вам, господин вице-премьер, не жаль оставшихся в городе людей, детишек, которых эти звери сначала превратят в дебилов, а затем сожрут?
— Кого можно — уже сожрали, — пожал плечами Антон.
— Ошибаетесь, господин Ло, — покачал головой Конявичус, — они еще не начинали по-настоящему жрать. На человечьем мясе вскормится новейшая порода людей почище «новых индейцев» или питомцев. Отчего-то она мне заранее не симпатична. Я хочу помешать нашим селекционерам. Вы не поверите, господин вице-премьер, но мне кажется, что впервые в жизни моя жизнь обрела некоторый смысл жизни. Прошу прощения за каламбур.
Интересно, вдруг подумал Антон, капитан Ланкастер все еще лежит на ступеньках белого дома, открытый для всеобщего обозрения, как о том сообщило радио в последнем выпуске известий? Пустая, гулкая, как земля под инеем, Антонова душа ожила, исполнилась ненавистью. Капитан Ланкастер — царь и бог провинции «Низменность-VI, Pannonia» — лежит расстрелянный на ступеньках белого дома! Капитан, в чьей власти было убить их всех! Кто одобрил и поддержал реинсталляцию. Кто возвысил Антона из ничтожества, дал ему все. Один из двух, чью волю над собой Антон безоговорочно признавал и не пытался оспорить. И вот он… на ступеньках белого дома… открытый для всеобщего обозрения… Щеки Антона сделались горячими. Но не равномерно, а словно полоски огня расчертили холодную кожу. Это слезы текли по щекам.
— Отомстим за нашего капитана, Конь… — еле выговорил он.
— Нашего? — удивился Конявичус.
— Он… лежит на ступеньках белого дома, открытый… для всеобщего обозрения, — Антон с трудом сдерживал рыдания.
— Если только они его не сожрали, — возразил Конявичус, — мясцо-то — первый сорт!
— Конь, ты несправедлив к капитану! — заявил Антон.
— Наверное, — не стал спорить Конявичус. — Он мертв, я жив. А могло быть наоборот. Тогда он бы был несправедлив ко мне.
Вертолеты между тем успели взлететь и исчезнуть в холодном звездном воздухе. Колонна вытянулась в цепочку на выезде из лощины. Иней на земле был некрепок. Колеса оставляли черные рубчатые следы.
— Нехорошо, — поморщился главнокомандующий. — Видно кто, куда и откуда. Ну, да нам терять нечего. Вперед, ребята! Смерть людоедам! Да здравствует… Что да здравствует-то, а?
Антон задремал в джипе, а когда открыл глаза, небо было четко разделено на две плоскости. Нижняя — красная — постоянно расширялась. Верхняя — синяя со звездами — обреченно уходила вверх, светлея и теряя звезды. Иней повсеместно превращался в прозрачные водяные капли, которые сверкали и высыхали на солнце как рассыпанные драгоценности. Антон подумал, что не так-то просто и Золе будет сохранить присвоенные драгоценности. Ему хотелось верить, что Зола с драгоценностями далеко и в безопасности, но он знал, что это не так.