После грозы трава буквально на глазах ожила. Еще вчера пожухшие сухие кончики налились густой зеленой жизнью. Антон подумал, что завтра будут грибы. Он поджарит немного себе на обед, остальные нанижет на тонкие прутья, поставит на печь сушиться. Но… зачем? Не побежит же он отсюда с мешком недосушенных грибов? Антон испытал приступ тяжелой безадресной ярости. Ярость растворилась в крови, до времени затаилась, чтобы дать о себе знать в, казалось бы, совершенно не дающей к тому оснований ситуации. Сколько раз в школе из-за пустяков вспыхивали жесточайшие драки! Антон попробовал думать о другом, но успокоился, только когда вспомнил о Золе. Пепельное полунегритянское лицо стояло перед его глазами до самого подвала Елены.
— Елена! — крикнул Антон в темную, воняющую тряпьем пустоту.
Ответа не было.
Он приоткрыл дверь, впустил в подвал низко ползущий закатный луч. В луче плавали пуховые семена.
Ответа не было.
Луч приступил к работе. Темные углы подвала постепенно прояснялись. На лежаке поверх и внутри тряпья лежала Елена. Седые космы железно поблескивали на черной засаленной подушке.
Антон приблизился.
— Елена, — осторожно, но уже с тоской в душе тронул ее за плечо.
В подвале стояла кладбищенская тишина. Тем не менее, Антон явственно услышал глухие мерные удары. Он подумал о волшебной зажигалке с нелепым атавистическим лозунгом «Слава КПСС!», но зажигалка малиново поблескивала со столика у печи. Там было тихо. Антон склонился над тряпьем. Сомнений быть не могло: то билось сердце Елены. Едва он успел подумать, что много раз видел, как умирают люди, но никогда не слышал, чтобы у них при этом мерно и мощно билось сердце, Елена открыла глаза. И вновь Антон затосковал: в последние дни его преследовали серые предсмертные взгляды.
— Я… — Антон хотел сказать, что принес очередного зверя, но сказал другое: — Пришел тебя навестить. Знаешь, я раскопал тот холмик. Там белая чаша. Только я не понял — из чего она и зачем?
— Из мрамора, — еле слышно отозвалась Елена. — Был когда-то на земле такой камень. В ней росли цветы. Вынеси-ка меня на воздух.
Антон легко поднял закутанное в тряпье тело, вынес из подвала на свет Божий. Елена даже не посмотрела на столик, где лежала волшебная зажигалка. Между деревьями висел истрепанный гамак. Антон с опаской опустил в него Елену. Гамак выдержал. Впрочем, он бы выдержал, будь даже из ниток, — так невесома была Елена.
В гамаке к ней вернулась жизнь. Елена глубоко вздохнула, на щеках появился румянец. Антон больше не слышал странного пугающего сердцебиения. Вернувшаяся жизнь, похоже, не обрадовала Елену. Лицо ее оставалось угрюмым, взгляд — сосредоточенно-мрачным. Антон подумал, что двенадцатым зверем придется заниматься самому. Когда человек молод — ему случается выздоравливать. Когда стар — никогда.
— Повесь на крюк, сделай надрезы, чтобы стекла кровь, — отгадала его мысли Елена. — Я еще поживу, хоть и не могу сказать, что мне этого сильно хочется.
— Поживешь, — не стал с ней спорить Антон, — да только не гулять нам с тобой в шубах, — коротко пересказал подслушанный у красной проволоки разговор.
— Каждые пять лет я меняла место, — сказала Елена, когда он закончил. — Везде одна и та же история. Здесь я задержалась на пятнадцать. Странно, что они догадались только сейчас. Наверное, здесь живут очень тупые люди…
— Единственное, чему еще люди верят — показаниям дозиметрических столбов, — пожал плечами Антон. — Столб показывает радиоактивное заражение территории. Это фиксируется всеми государственными службами. Информация идет по всей электронике на персональные браслеты. Участок обносится красной проволокой. Переходить проволоку смертельно для жизни. Этот порядок держится много лет, поэтому люди верят. Но здесь уже не верят. Хотя столб не может врать. Здесь нет радиации. Ты… знаешь, как менять показания дозиметрического столба?