Еще Антон вспомнил, как подговаривал бежать с трудфро своего друга Бруно. Тот колебался до тех пор, пока не узнал, что на соляных разработках ежедневная норма выдачи спирта — двести граммов. «Я пас», — сказал Бруно. «Ты едешь на смерть», — возразил Антон. «Зато попью вволю, — ответил Бруно. — А тебя без карточки, без браслета расстреляет первый же патруль… И выпить не дадут», — добавил после паузы.
У Антона кружилась голова. Елена, напротив, была деятельна, бодра.
— Почему ты не пьянеешь? — спросил Антон.
— Видишь ли, у меня очень боевое сердце, — ответила Елена. — Оно так стремительно гоняет кровь, что алкоголь моментально выветривается.
Ответ не удовлетворил Антона.
— Мое желание убраться отсюда закономерно и объяснимо, — сказал он. — Но зачем ты здесь? Что ты здесь делала столько лет?
Ветер шевелил лохмотья, проволочные космы Елены. Рядом с блистающей на солнце мраморной чашей Елена казалась живой кучей мусора. Антон ощутил странный перепад в мыслях. Жизнь была беспощадна, убога, бессмысленна. Но какой-то вечно ускользающий смысл в ней, очевидно, присутствовал. Он заключался отчасти и в том, что Елена была здесь. А Антон стремился туда. Смысл был сродни неведомо где летающей бабочке. Угадать его было все равно, что поймать ночью в лесу эту самую бабочку.
— Я оказалась здесь из-за любви, — сказала Елена.
— Ну да, — не поверил Антон.
— Из-за любви… — повторила Елена, — к истине. Я вернулась, потому что хотела убедиться…
— В чем? — Антону стало невыносимо жаль себя. Конечно же, Омар убьет его! Он отвернулся, чтобы Елена не увидела слез.
— Кое в чем, — вздохнула Елена, — в частности, в преимуществах свободного развития свободы над насилием, претерпевшим насилие.
Антон подумал, что она льстит своему сердцу. Не так уж и моментально оно выгоняет из крови алкоголь.
— Убедилась?
— Да. После того как меня в сто одиннадцатый раз изнасиловали.
— Раненько ты сломалась, — усмехнулся Антон, — всего-то на сто одиннадцатом разе.
— Не то чтобы сломалась, — уточнила Елена, — перестала считать.
— Отчего же не вернулась обратно?
— Оказывается, можно только в один конец. Да и то совершенно случайно.
…Что такое любовь, ему наглядно объяснили, когда он учился в третьем классе.
Учитель биологии раскрыл журнал, загоготал: «У нас сегодня занятная тема — размножение людей. Вопрос совершенно ясный, однако дети вашего возраста отчего-то испытывают к нему нездоровый интерес. Сейчас я вам продемонстрирую; что никаких тайн в этом простом и добром деле нет!»
Он раздвинул стол, ослабил гайки на болтах, сделал его ниже. После чего с озабоченным видом удалился из класса. Вернулся через несколько минут вместе с упирающейся учительницей физкультуры. Она поступила в школу недавно. У нее было тренированное гибкое тело, она легко и как будто даже с радостью делала упражнения. Молодое, в ранних морщинках личико румянилось, белые кудряшки на голове подпрыгивали. Она нехотя скинула физкультурный костюм, встала совершенно обнаженная на край стола. Антон сидел за второй партой, до него донесся запах пота и внутренней секреции.
«Вот женщина — непременная участница процесса размножения, — произнес учитель, взяв указку. — Смотрите внимательно, здесь видно лучше, чем через заплеванное окошко в сортире». Быстро, буднично и профессионально рассказал о строении и функциях женских половых органов. Между делом сам разделся, забрался на стол, встал рядом с женщиной. Девочки захихикали.
Антон поморщился. Учитель был длиннорук, волосат, как зверь. «Зачем такому размножаться?» — подумал Антон.
«Мне понятен ваш смех, — добродушно ухмыльнулся учитель. — При спокойном и беспристрастном рассмотрении половые органы не могут вызвать ничего, кроме горького смеха, разочарования и естественного отвращения. Но в том-то и штука, ребята, что в момент соития особи находятся в состоянии неистовства, превращающего эти отвратительные органы в альфу и омегу мироздания, исток и исход, конечную цель бытия на данном, как правило, не сильно долгом — пять-семь минут — отрезке бытия. В противном случае, ребята, человеческий род давно бы угас!» — на этих словах он положил учительницу на стол.
Голос его сделался прерывистым, волосатые руки задвигались по телу учительницы. Та поначалу отзывалась механически-служебно, но вдруг по спине физкультурницы прошла судорога, она то ли всхлипнула, то ли всхрапнула.