«И наконец… завершение акта размножения — извержение семени, оплодотворение яйцеклетки… Вот так, ребята, возникает новая жизнь…»
Физкультурница оделась и ушла. Учитель до конца урока говорил уже не столько о размножении человека, сколько о способах избежать нежелательного размножения человека. Антон слушал невнимательно. Если он и испытывал раньше к этому нездоровый интерес, теперь интерес пропал…
Но в тринадцать лет появился опять.
Девчонку звали Кан. Она была желтая, раскосая, с черными блестящими, прямыми, как стрелы, волосами. В школе девчонок было больше, чем мальчишек. Желтой девчонке было трудно отыскать себе приличного парня. Однажды Антон получил записку: неизвестная приглашала его на свидание в лес. Антон отчего-то вообразил, что это одна красавица из их класса. У нее были длинные ноги, зеленые глаза и тонкое, как бы нарисованное лицо, которое не портил определенно бритвенный шрам на щеке. Ее держал при себе огромный выпускник-негр. На прошлой неделе он отбыл на трудфро. Антон столкнулся с красавицей нос к носу в школьной столовой. Лишь мгновение они смотрели в глаза друг другу, но у Антона пересохло во рту, ослабели ноги. Он как бы провалился в зеленый мешок ее глаз. В кармане у него лежали два неиспользованных талона на холодец. «Хочешь холодца?» — спросил Антон. Зеленые глаза красавицы брезгливо вспыхнули. «Спятил, идиот?» Отодвинув его плечом, она прошла мимо. С отбытия негра прошла неделя, но Антон сначала встретил ее с одним, потом с другим, с третьим. И все — негры. Надеяться было не на что, но он все равно надеялся. У него скопилось пять холодцовых талонов. Получив записку, Антон обменял их на печенье. Но по пути в лес половину съел.
Каково же было его огорчение, когда вместо ожидаемой разочаровавшейся в неграх красавицы из-за дерева выкатилась Кан — коротконогая, с лицом, как блин. Антон хотел тут же уйти, но Кан уговорила остаться, угостила таблетками, пообещала, что всему обучит Антона, что она умеет так, как никто в школе не умеет.
Кан и впрямь оказалась хорошей учительницей.
Они уединялись в лесу, в заброшенных домах, иногда на чердаке школы. В этом случае, впрочем, не вполне уединялись. На чердаке составляли в стоячие ряды отслужившие железные койки. Их возвращали в горизонтальное положение. Во всякое время суток две-три парочки оживляли тишину чердака мягким звоном панцирных сеток, шепотом, вздохами, сладкими стенаниями. Поначалу картины чужой страсти сковывали Антона. Но постепенно он приучился черпать в них силу и вдохновение. Кан это заметила и все чаще увлекала Антона на чердак, а не в лес.
Инициатива всегда была за Кан. Она назначала свидания, определяла подходящие места, приходила первая, жадно набрасывалась на Антона, буквально срывала с него штаны.
Иногда он уставал от этого механического однообразия. Однажды в лесу он отстранил требовательно льнущую к нему Кан: «Зачем тебе это? Так… много и так часто?» Черные, сузившиеся в нитку глаза Кан нехотя приоткрылись. «Ну… — Некоторое время она молчала. — Как тебе объяснить… Это все равно что голод. Всегда же хочется есть». — «А если бы на моем месте был другой?» — «Не знаю, — пожала плечами Кан. — Наверное, то же самое. Кому я потом буду нужна? Надо использовать любую возможность».
Кан не боялась забеременеть, потому что с рождения была бесплодной. Об этом свидетельствовал вытатуированный у нее на ляжке синий крестик, едва различимый на темноватой коже. Считалось, что носительница крестика — Кан — должна посвятить себя труду.
Кан родилась в столице. Там, по ее словам, облучали всех с косыми глазами. Кан завидовала девчонкам, которые могли рожать. Хотя некоторые к концу школы успевали родить и сдать в воспитательный дом по два-три ребенка. У них тем не менее оставался на будущее призрачный шанс завести полноценную семью.
Стоило разговору зайти о семье, о детях, Кан мрачнела, в глазах вставали слезы. Как-то она сказала, что лучше бы ей родиться не в столице, а в великой пустыне. Там сейчас прорывают канал, там Бог милостив к желтым. Они работают на строительстве, у них меньше глазных заболеваний, потому что глаза устроены таким образом, что ветер не засоряет песком.
Летом Антон, как и положено, отправился со своим классом на сельхозработы. Кан закончила школу, получила распределение на какой-то завод в Африке. В то лето шли сильные дожди, Антон задержался на сельхозработах. Когда в середине осени вернулся в школу, Кан уже уехала. Проститься им не удалось.
Сам Антон не испытывал ни малейшего желания завести семью. Не имел на этот счет иллюзий.