Антон не верил Елене. Она помолодела не для того, чтобы умереть. На старинных рисунках смерть всегда изображали в виде скелета или старухи с косой, но никогда — в виде энергичной дамы с румяными щеками, синими глазами, налитыми грудями и с бутылью папоротникового самогона под мышкой. Такая смерть веселее жизни!
— Я хоть раз тебя обманывала? — разгадала его мысли Елена. — Неужели ты хочешь, чтобы весь этот час я скорбно рыдала? Я не буду рыдать, потому что смерть для меня избавление. Нагнал тоску… — вздохнула. — Я хотела умереть как в Древнем Риме… Это было общество с весьма высокой культурой смерти.
— Где этот Древний Рим? Я тоже хочу туда.
— Опоздал, дружок, — с недоверием посмотрела на него Елена. — Ты должен был проходить Древний Рим в школе!
Антон пожал плечами. Основной движущей силой истории являлось стремление людей к свободе и частному предпринимательству. По всей видимости, в Древнем Риме к свободе и частному предпринимательству стремились не в полную силу. Поэтому Древний Рим выпал из истории. Из древней истории Антон знал войну за ссудный процент между Вавилоном и Персидским царством, восстание ростовщиков в Финикии, поход держателей векселей на Синцзян, ошибку Господа, когда Он отобрал лицензию на торговлю в храмах у лучших и достойнейших людей эпохи. Учитель объяснил, что если бы Господь тогда сделал правильный выбор, возглавил бы движение коммерсантов, коммунистическая чернь не посмела бы Его распять, свобода и демократия соответственно восторжествовали бы в мире значительно раньше.
— Ладно, я не знаю про Древний Рим, — сказал Антон, — а ты знаешь про ошибку Господа?
— Явление ангела Господня на командном пункте советских ракетных войск в ночь с 17 на 18 ноября 1952 года, когда Сталин отдал приказ об атомной бомбардировке Америки? — как на уроке оттараторила Елена.
Антон понял, что история, которую изучал он, и история, которую изучала она, не пересекаются, как две параллельные прямые линии. И в то же время история одна-единственная — третья.
— За… нашего и вашего Господа! — Антон торжественно поднял тяжелую бутыль. Это за ним водилось: чуть-чуть выпивал — и чувствовал себя бесконечно мудрым. Трезвый — путался бы в частностях: кто такой Сталин, что за приказ он отдал? А тут как заноза: страна Елены, вне всяких сомнений, идеальна, да только хорошо ли… вернуть на час человеку радость жизни, чтобы потом отобрать саму жизнь? Это все равно что напоследок рассмеяться в лицо смерти. Да только сопоставимые ли величины отдельная смеющаяся человеко-единица и смерть, которая правит всем? Через час Елена будет остывать в земле. Кто будет смеяться? Кто кого пересмеет? Антон этого не понимал точно так же, как и зачем Елена покинула свою страну, на что потратила столько лет в его стране? Сто с лишним изнасилований и цистерна выпитого самогона — конечно, итог, но тот ли, к которому она стремилась?
— Мне всегда казалось, — Антон с трудом подбирал слова, потому что сам не вполне понимал, что хочет сказать, — что хорошее — это слабое, а плохое — сильное. У нас все плохо, но не потому, что кто-то нас заставляет так жить, а потому, что мы сами такие. Дело в нас. Нам нравится быть такими. Но вы… Если вы делаете такие приборы, если вы пересилили смерть, почему вы… — Антон хотел спросить: «Не поможете нам?», но вдруг спросил: — Как вы размножаетесь, Елена?
— По-разному, — как-то смазано улыбнулась Елена. В программе партии записано: «В человеке должно быть все прекрасно — и лицо, и тело, и душа, и мысли».
— Что значит «по-разному»?
— С помощью таблиц Кунгурцева для каждого конкретного случая рассчитывается формула… Тебя интересует технология или… физиология? — растерянно посмотрела на Антона Елена, отхлебнула из бутылки.
Антон с тоской подумал, что она сейчас напьется и ничего-то он не узнает.
— Я сам не знаю, что меня интересует, — честно признался он.
— Значит, тебя интересует все, — глубокомысленно подняла вверх палец Елена. — Странно, — бессмысленно уставилась на Антона. — Я все знала и понимала, по крайней мере, мне так казалось, пока жила, а сейчас за… — посмотрела на солнце, — пятьдесят минут до смерти я твердо знаю, что ничего не знаю и не понимаю. Не помнишь, кто так сказал?
— Считай, что я, — усмехнулся Антон, — только, может, не за пятьдесят минут до смерти. В любом случае я тебя быстро догоню.
— Я родилась здесь на самом южном острове, когда-то он назывался Тасмания, — сказала Елена. — Там по морю проходит граница — стометровая полоса смертельного излучения. Антарктида как бы в кольце. Все живое, включая бактерии, погибает. Но корабли туда-сюда ходят. В Тасмании большой порт. Наши команды в специальных защитных костюмах доводили корабли до границы, переходили на катера. Дальше — в Антарктиду — корабли шли сами на автоматике. И из Антарктиды через границу — на автоматике. Наши пересаживались с катеров на пришедшие корабли, гнали их в порт.