А дальше еще красивее. Мы с ним уже в чужой квартире. Мое черное платье лежит на полу у кровати. Мое обнаженное тело изнывает в его руках. А он так прекрасен. Мужчина в откровении своей главной страсти. Да, тогда Зина поехала домой одна на редакционной машине. Артем остался с коллективом как хозяин праздника, чтобы закрыть редакцию. А на самом деле мы сбежали вдвоем сразу вслед за ней. Получается, человек Зины знал даже, куда мы поедем. Квартира была готова к нашему свиданию. Может, на слежку дал или продал согласие тот приятель, у которого Артем взял ключи.
А вот я на рассвете выхожу из такси у дома, в котором мы жили с Юрием. Иду устало и медленно. Это страх. Муж хватает меня за руку у подъезда, тащит по лестнице, на ходу срывая одежду. Сцена избиения снималась с площадки. То есть этот агент Зины снимал бы и убийство. У него было задание — снять любой процесс. Да, это великий шанс. Никогда не рассчитывала увидеть, как выгляжу со стороны, когда меня месят ногами и уродуют кулаком. Вот я выползаю из квартиры, держась за стены. На голом окровавленном теле большой плащ, который удалось схватить с вешалки. А на улице мороз и снег… Мои босые ноги сняты очень крупно. Я, видимо, тогда прошла совсем рядом с оператором. И вот редакция, входную дверь так и не заперли. Я протискиваюсь туда, как побитая бездомная собака, чтобы в уголке зализать раны. Да, так начиналась наша с Артемом счастливая совместная жизнь, которая закончилась браком длиной в один день.
Часть первая фильма завершается сценой похорон. Там я, Зина, моя мама, сотрудники газеты. Мама стоит, как всегда, небрежно и картинно, ее за локоть поддерживает незнакомый мне мужчина. Тогда я и не заметила, что мама пришла не одна. Я вглядываюсь в лицо мужчины. Не знаю его, но он очень на кого-то похож. Или просто восточный тип, который мне кого-то напоминает. Артура он мне напоминает. Мне становится душно. Мне панически страшно.
Хорошо работают ищейки у бизнесменов. Зина, сама того не желая, может сейчас привести меня к каким-то открытиям. Если я смогу вынести еще хотя бы пару минут. Начинается вторая часть. Подборка фотографий моей мамы в разных местах, разных нарядах, с разными людьми.
Но я больше не могу. Кажется, теряю сознание. Выключаю компьютер, включаю телефоны, бросаюсь в ванную и сую голову под кран с холодной водой.
Там меня и нашел Кирилл — на кафеле в мокром халате, застывшей и помертвевшей. Он вытащил меня в кухню, заставил выпить несколько глотков вина и уплыл в моих глазах вместе с кухней. Бешеный вихрь в голове остановился, когда на мой лоб легло мокрое полотенце.
— У тебя температура почти сорок, — сказал Кирилл. — Наверное, грипп. Вызвать врача?
— Нет, — прохрипела я. — Это интоксикация. Отравленная кровь. А я даже не досмотрела до конца…
Тот незнакомец
Страшная резь в глазах. Боль вонзается в мозг, мешает ему отключиться. Я крепко сжимаю веки, прижимаю к ним ладони. Там, как инородные тела, как острые осколки, рвут нервы и капилляры застрявшие изображения. Они не уходят, не расплываются, не вытекают со слезами. Взгляды, руки, лица, раны…
Я не знаю, сколько прошло времени. Когда удается открыть глаза, вижу в кровавом тумане сгорбленную спину Кирилла, его опущенные плечи. Он сидит у компьютера и смотрит кино Зины. Или уже пересматривает в сотый раз. Мне так жалко эту спину, эти сильные плечи, этого странного и прелестного человека, который переступил мой порог, чтобы найти свою радость, а получил вот это. Сидит, как прикованный к стулу пленник, и терпит эту муку. Его боль совсем другая, не такая, как моя. В мужчине живет и свой палач — ревность. А тут для него такое раздолье.
Я зарываюсь лицом в подушку и взываю к своей температуре: «Помоги, расплавь все это в огне». И, кажется, немного получается. Отдельные кусочки изображений вспыхивают, пылают, туманятся. Остается только одно. Жаркий взгляд того незнакомца, который был с мамой на похоронах Артема.