Я поджала губы, начиная понимать, к чему он клонит, и Раинер в палате напротив зловеще нахмурился, пристально всматриваясь в мое лицо.
- Это что-то из секретов религиозной общины Тангарры, — с неохотой сообщила я. — Их орден основан как раз для борьбы с последствиями чрезмерного употребления магии. Над Тангаррой постоянно висит облачная завеса силового типа, как над Хеллой, и храмовники в меру своих способностей делают все, чтобы она рассеялась. Кое-какие полезные наработки у них действительно есть, но это довольно примитивные голосовые схемы. Я никогда ими не интересовалась.
Кроме как с эстетической точки зрения. Но в исполнении других храмовников боевые литании звучали как-то обыденно и скучно.
- Но они действуют, — заметил Рэвен. — Ваш друг владеет методикой, неизвестной даже в Гильдии Магов, способной представлять опасность любым современным охранным системам, потому как все они строятся на принципе последовательной защиты и не рассчитаны на мгновенную реакцию на вмешательство. Это касается в том числе щитовых заклинаний вокруг госпиталя при телепортационной станции, что и привело к необходимости приковать вашего друга, э-э, физически, а не магически, поскольку он был несколько…
- Агрессивен, — подсказала я.
- Не в себе, — не согласился Рэвен. — Однако наше руководство выразило надежду, что вы сумеете убедить его поделиться знаниями. После этого, если он захочет, разумеется, мы вернем его на Тангарру целым и невредимым.
- Он не станет со мной разговаривать, — обреченно сообщила я.
Лейтенант нехорошо усмехнулся.
- Вы свободно владеете его родным языком, и он вас хорошо знает, — заметил он. — Рано или поздно он заговорит.
Я поймала себя на том, что сама не хочу ни с кем разговаривать.
О да, Раинер заговорит. Рано или поздно. Человек — социальное животное, и общение — одна из базовых потребностей.
Кроме того, тангаррский язык — такая экзотика, что по всему Альянсу на нем говорит хорошо если десяток человек (а зачем учить язык закрытой страны, кроме как в познавательно-лингвистических целях?). Трое из них уже сидят здесь, и с двоими из этой тройки Раинер точно не захочет общаться.
Но… мне это было слишком хорошо знакомо.
Чужой мир, где все непонятно, непривычно, страшно. Чужие люди, чужой язык, чужие обычаи, чужие опасности… и посреди этого — один-единственный человек, готовый прислушаться. Пригреть. Научить.
И использовать в своих интересах, чтобы потом выбросить, как ненужную вещь.
Разве не так все было у меня со Старшим?..
- Попробуйте, — вкрадчиво попросил Рэвен. — Психолог ведь может помочь только вам, тангаррским он не владеет. А вашему другу наверняка одиноко и страшно.
- Вы не представляете, насколько, — мрачно буркнула я.
Братья на мгновение застыли, переваривая фразу, — даже Оберон стряхнул накатывающую дрему и встрепенулся.
- Зато вы представляете, — безжалостно ударил он по больному, — и можете ему помочь. Вас ведь выпишут уже днем, после визита врачебной комиссии? А вашего друга будут вынуждены передать под опеку соответствующим органам…
Я горько усмехнулась. Вот она, цивилизация: меня-то без разговоров вышвырнули в Нищий квартал, а Раинера под опеку передадут… с которой он даже поговорить не сможет.
- Не нужно его никуда передавать. Я заберу его домой. Под свою ответственность.
Сыскари переглянулись, и Оберон как-то неоднозначно дернул плечом — но Рэвен его прекрасно понял.
- Боюсь, вы не можете брать кого-либо под свою ответственность, пока сами не завершите реабилитацию, — сказал Рэвен. — Но если вы позволите пригласить вас… — он осекся и обернулся, проследив мой взгляд.
Раинер сосредоточенно и целеустремленно выкручивал только-только залеченную руку из стягивающего ремня. Чтобы преуспеть, ему пришлось бы вывихнуть себе палец, но, кажется, он уже был на это готов. Тревога сработала раньше, чем храмовник повторно покалечился, и в изолятор ворвались санитары в сияющем ореоле обеззараживающего заклинания.
Храмовник затих, не дожидаясь решительных действий, и безразлично уставился в потолок, не реагируя на персонал.