Но теперь что-то изменилось, и эти собаки – собаки восьмидесятых – с их мокрыми языками, навязчивыми лапами и теплыми дрожащими телами были такими прекрасными. Она раскрыла объятия и притянула собак к себе. Они повалили ее на спину, и она лежала и смеялась, а они ходили по ней, виляли, лизали и, наконец, улеглись ей на грудь. Мальчик завопил от радости и тоже навалился на нее.
Она была вся покрыта шерстью, собачьим по́том и слюной, травой и грязью, но это было нормально. Она любила этих собак и… господи, да что творилось?
Все утро они с мальчиком провели на лужайке перед домом, гладя собак и задавая им вопросы. Мать вытащила из-под кушетки и из гаража несколько мячей, и мальчик один за другим бросал их собакам, визжа от восторга.
Ретривер ловил мячи лучше, чем остальные, и было так прекрасно любоваться тем, как он подпрыгивает, блестя глазами, и зубами ловит мяч в воздухе, приземляется, несется к мальчику и кладет мяч к его ногам.
Когда мальчику надоело подавать мячи, ретривер подошел к матери, сидевшей на ступеньках крыльца, и осторожно положил голову ей на колени. Мать гладила собаку, наблюдая, как ее сын носится за колли и бассетом, раскинув руки, хохоча и повизгивая. Она ласкала длинную шелковистую светлую шерсть, мягкую, словно вымытую шампунем и кондиционером, высушенную феном и старательно расчесанную.
Тебя только что подстригли? спросила она собаку, и та в ответ лизнула ее в шею, потом в ладонь. Она притянула ретривера к себе, обняла, зарывшись лицом в мех, пахнущий клубникой и мылом. Клубника! – воскликнула она, поглаживая голову собаки, глядя в ласковые глаза. Какая чудесная, милая, идеальная собака. Ретривер улыбнулся, и она увидела в его глазах что-то знакомое. Она прищурилась, наклонила голову и пробормотала: господи, я тебя знаю?
Собака легонько прикусила руку матери и потянула ее с крыльца, с лужайки, в сторону тротуара.
Пойдем, словно говорил ретривер. Зубы чуть впились в руку матери, и она подумала, что он хочет по-настоящему сильно ее укусить.
Но куда я пойду? – рассеянно думала она. Куда собака может меня отвести? К ней домой? К широкому полю, поросшему мягкой зеленой травой, по которой мы могли бы бегать, бегать и бегать, чувствуя всю мощь наших тел, крови, текущей по венам, наши мышцы и связки, глубину наших легких, и где нам откроется целое небо, в место, где нет людей, лишь биение и напор жизни, жизни, жизни?
Она позволила собаке вести себя и побрела по лужайке. День становился медленнее, казался сном наяву.
Мальчик лежал на спине в длинной зеленой траве перед домом, колли и гончая – по обе стороны от него. Колли положила лапу ему на грудь, на то самое место, куда мать клала ладонь, чтобы он быстрее заснул. Длинное ухо собаки качнулось; казалось, она что-то шепчет мальчику на ухо. Может быть, сказку. Или колыбельную.
Да ведь они укладывают его спать, подумала мать.
Как мило.
Когда она проходила мимо них, колли и бассет посмотрели ей в глаза и кивнули.
Они словно говорили ей, что все будет хорошо. Все правильно. Ретривер снова потянул ее за руку, уводя прочь от дома, мальчика и жизни, которую она хотела и вместе с тем не хотела.
Над головой вскрикнула птица, резко и пронзительно, и мать вздрогнула. Она посмотрела на ретривера, на сына, на других собак. В ужасе выдернув руку из пасти ретривера, она рванулась к зачарованному сыну, стала отгонять собак.
Кыш! кричала она, размахивая руками. Идите домой!
Собаки побрели прочь, на прощание взглянув на нее своими большими грустными глазами. Плохие собаки, сказала она, уходите. А потом, не понимая, что творит, она запрокинула голову и завыла, и в этом вое было все: убийственный гнев и радость утра, богатство золотого солнечного света, бессонные ночи, накопленные за два с лишним года, ее одиночество, ее уродливые желания, шелковистость волос ее сына – все вылилось наружу в одном душераздирающем вое. Собаки замерли посреди улицы, чтобы прислушаться, а когда она замолчала, помчались обратно, туда, откуда пришли.
Стая собак? спросил муж в телефон. Был поздний вечер понедельника, мальчик лежал в кровати, и она, испуганная, плакала.
Я покрываюсь шерстью, у меня растет хвост, а тут еще эти собаки, всхлипнула она. Я и собак-то никогда не любила, а теперь хочу свою.