Джо вспомнил свой подвиг в Айдахо-Фолс. Стояла обворожительная осень, но жить не хотелось хоть убей. Студенческий максимализм перечеркнула сука под названием любовь. Джо тогда расписался в собственной неполноценности: шутка ли, его отшила первая красавица и мисс Америка-78. Да лучше она ему на яйца наступила, чем произнесла «посмотрим» и пошла лизать за ухом другому бою, у которого торс и глаза явно были готовы к полноценному сексуальному акту. Меньше двух часов он не мог де факто, об этом знал весь университет. А Джо был от рождения скорострел. Худшее можно было понять только во Вьетнаме, в плену у красных драконов. Там было дело, и шкуру сдирали за раз-два. Впечатления на всю оставшуюся жизнь. Но на то и война, а здесь – что? Дружки ухмылялись «забей, она не первая и не последняя», но именно то что она сказала «посмотрим» вместо окончательного «нет», и тут же, прямо при нём, присосалась к другому источнику мужской силы, повлияло на Джо как удар ниже пояса. Мадлен, первая и последняя, кого он по-настоящему любил и боготворил. После было много аппетитных тел и голосов нежности, но даже Роза и на одну треть не смогла заменить колдовской притягательности Мадлен. Роза очень старалась, но больше она старалась в своей художественной мастерской. Чего греха таить, даже внуки знали что она там пряталась от него. И ему если честно было на это абсолютно наплевать: она – не Мадлен, и точка. Insect.
Захотелось позвонить Матео, спросить как погода, как его бейсбольное поле. За окно Джо и не думал выглядывать: какая разница что там и для чего. Всё необходимое привезут сюда и сообщат ещё об этом с пунктуальностью вышколенной королевской прислуги. Эти сёстры-полячки умели следить за бытом на высшем уровне. Три пчёлки, неутомимые и такие же надёжные. С одной он даже потешился в прошлом году, сам не понимая для чего ему понадобилась такая толстуха с руками хорошего тягателя штанги. Затмила разум каким-то своим только ей принадлежащим запахом. И заработала сразу три месячной оплаты труда. Хотя ничего и не делала такого, что он мог бы получить и от Розы. Но это как раз и неважно, раз он заплатил. С женщинами он не скупился. В этом, как он считал, был его наиболее важный плюс на пути достижения сознания абсолютного гуру.
Зло всегда когда-то успокаивается, но лишь на время. Зло умеет анализировать себя и даже у него случаются незапланированные ошибки и камни препинания. А чём, собственно говоря, слабость силы зла? В его наименьших рамках ограничений? В огромнейшем разнообразии способов мщения? В неограниченных возможностях, вообще самоисключающих всякие рамки ограничений, как таковых.
Вторую ночь псы лениво прогуливались вдоль промышленных зон. Из пасти каждого из них воняло,как из трущоб Парижа в лучшие его годы. Красный звериный глаз по отдельности сканировал всю окружающую действительность, добавляя повсюду свою ненависть ко всему, что приходило в движение либо с помощью стихий, либо – одухотворённостью. Последнее ещё более пугало. Нет, если бы здесь прогуливалась запоздалая парочка любовников, для них всё – и трава, и вода, и небо – выражало полнейшее присутствие Любви и радости, но так как зло шло вместе со взбесившейся статьей ощетинившихся псов, пугало именно благодатная тишина, которую вот-вот разорвёт каждая из этих солоноватых пастей, любая лапа или все вместе, хором, как говорят люди.
Да, такая парочка в эту ночь и в этом месте была. Женщина и вторая женщина. Как это можно предположить, луна освещала счастливую парочку лесбиянок. Девушки шли за руку, мальчишеские стрижки ярко выражали бунт восставшей женской плоти против так ими ненавистного патриархата. На них были одеты какие-то средневековые хитоны из грубой ткани, на ногах – сапоги из фантастических фильмов 50-ых. Одна из них, очень симпатичная во свете лунного серебра, цитировала некий таинственный сюрреалистический текст, специально выражая его на ирландский манер:
Женскому телу неведом страх
Когда во свете забился птах
В лунном свете забился птах
Женскому телу неведом страх
Пальцы сомкнём и волосы врознь
Видишь из пальцев сочиться кровь
Гиблая грешная женская кровь
Пальцы сомкнём и волосы врознь