Ли покачал головой.
- Никуда не выходи, - сказал он.
Мартин повернул к нему голову и нахмурился:
- А куда ты собрался?
- Надо перегнать машину сменщику. Он привезет меня назад. Я туда и обратно.
Мартин снова кивнул. На нем были штаны и рубашка Ли. В его одежде он был похож на ребенка. Его собственные шмотки ждали стирки в мешке для мусора. При ближайшем рассмотрении Мартин оказался моложе, чем решил Ли при первой встрече. Лет восемнадцать. Маленький, тощий говнюк. Если бы не гнилые зубы, он выглядел бы вполне обычным парнем.
- Так что сиди тут и никуда не выходи. Если уйдешь, я тебя все равно отыщу и вышибу из тебя все дерьмо.
- Слушай, да в чем дело-то?
- Ты сам знаешь, в чем дело, поэтому оставайся в квартире.
- Да я никуда и не собирался.
- И не вздумай лазить по всем углам. Замечу беспорядок - убью.
Мартин покачал головой:
- Слушай, у тебя действительно проблема с мозгами. Ты... Даже не знаю, как и сказать. Ты сумасшедший.
- Ты когда-нибудь видел фильм "Таксист"?
- Ну. - Мартин, снова нахмурившись, посмотрел на него.
- Помнишь, чем он кончается? Большой стрельбой.
- Ну, - буркнул Мартин уже не так уверенно.
- Вот и не забывай про это.
- Ты просто псих.
- Я скоро вернусь, - сказал Ли и вышел за дверь.
Темнело. Вокруг все было спокойно. Ли оглянулся на дом. Мартин в роли сторожевой собаки. Он усмехнулся этой мысли, обошел дом, сел в машину и завел двигатель. Ему очень не хотелось никуда ехать. Особенно после того, что произошло вчера. Джек прав. Надо отсидеться всем вместе под защитой надежных стен. Эта тварь до сих пор бродит где-то по темным улицам. Он включил передачу и выехал на дорогу. Внезапно он поймал себя на том, что напряженно всматривается во все тени.
- Черт! - разозлился Ли сам на себя и нажал на педаль газа так, что взвизгнули шины.
Веронике приснился кошмар. Открыв глаза, она увидела темноту и закричала. Что-то обхватило ее и она, опять заорав, заколотила во все стороны кулаками.
- Ронни, это же я.
Голос она узнала. Бобби. Всю ночь и весь день они просидели в ее квартире, в спальне. Он не оставлял ее ни на минуту. Она заплакала. Бобби включил свет и обнял ее. Его короткие, жесткие, как щетка, светлые волосы мерцали в слабом свете лампы.
- Это всего лишь сон. Все хорошо. Ты спала, и тебе приснился дурацкий сон. Все хорошо, - утешал он ее.
Несколько минут Ронни плакала, спрятав лицо у него на груди, но потом взяла себя в руки и успокоилась. Когда она отстранилась, Бобби посмотрел ей в глаза, протянул руку и погладил ее по щеке.
- Ну как, ты в порядке?
- Да. Это был только сон.
- Есть хочешь?
Когда он спросил, она поняла, что действительно хочет есть, и кивнула.
- Я тоже, - сказал Бобби. - Сейчас чего-нибудь принесу.
Он встал с кровати и зажег верхний свет. Когда он открыл дверь спальни, Ронни увидела, что в квартире темно, и поняла, что опять наступила ночь. Ее охватил приступ страха, и она тоже слезла с кровати.
- Ты куда?
- У тебя в холодильнике пусто. Я хотел пойти к себе и опустошить мой.
- Нет, не оставляй меня одну.
Бобби остановился у двери, затем повернулся и подошел к ней:
- Я не собираюсь тебя оставлять.
- Снова стемнело.
- Да, но мы же вместе. Все будет хорошо.
Ронни глубоко вздохнула.
- Хочешь, пошли со мной? - предложил он.
Она улыбнулась и кивнула. Он взял ее руку.
- Я не говорил тебе, что однажды написал весьма жизнерадостные стихи?
- Нет.
- Хочешь послушать?
-Угу.
- Пошли. - Он открыл дверь и снова повернулся к ней: - Все будет хорошо.
- Наверное, раз ты так говоришь.
- Да, я так говорю.
Карниш раздвинул портьеры. За окном была темнота. Он увидел свое отражение в стекле и поспешно отвернулся. В отличие от вампиров из романов он вполне четко видел свое отражение в зеркале, но это зрелище не доставляло ему удовольствия. Ничего особенного, просто он сам себе надоел. Вот и все. Он выключил верхний свет, затем подошел к столу, выключил настольную лампу и открыл окно настежь. В комнату ворвался порыв холодного ветра. Портьеры зашевелились, со стола на пол слетели бумаги. Карниш придвинул кресло к окну и сел. Темнота снаружи, темнота внутри. Его дом стоял на небольшом холме, и вид из окна открывался великолепный. Он видел Орлиное озеро - темное гладкое пятно, усыпанное отражениями огней, а вдалеке возвышались здания центральной части Миннеаполиса.
Карниш обвел взглядом панораму города и закрыл глаза. То, что он собирался сделать сейчас, он не делал уже очень давно. Несколько десятков лет. Не было необходимости, и потом, это занятие отнимало слишком много сил. Он выпустил свою тьму и распростер ее над городом. Но на сей раз он искал не врагов, а союзников. Зверей.
Царство, где он был господином, открылось ему. Они чувствовали, что он не совсем человек, эти твари, и ждали его приказа. Над городом вознесся собачий вой. Громко орали коты. Карниш улыбнулся про себя. Были там и другие звуки. Хлопанье крыльев. Шуршание насекомых, пробирающихся сквозь траву и опавшие листья. Стук когтей по асфальту.
Они знали его. Они подчинялись ему. Они перед ним преклонялись.
Он чувствовал их голод. Он чувствовал их инстинкты и страхи, во многом сходные с его собственными.
И он дал им то, чего они так жаждали, в чем так сильно нуждались.
Он вложил в них собственные желания.
Он разделил с ними свой план.
Он командовал ими.
Ночь становилась все темнее, тучи закрыли звезды, и Карниш почувствовал, как звери, подчиняясь его приказу, зашевелились, выискивая его врагов.
18
Наплыв начался ровно в восемь. Саймон сидел рядом с Бекки за столом регистрации. Он старался быть незаметным, но ничего не получалось. Почти каждый окидывал его подозрительным взглядом, но никто не удостоил даже словом. Саймон чувствовал себя каким-то уродом. Отщепенец среди отщепенцев. Он облокотился на подоконник и выглянул в окно. Со всех сторон к ночлежке стекались люди. Одни торопились, другие шли не спеша. Саймон не мог удержаться от того, чтобы не глазеть на них, когда они подходили к столу. В большинстве своем это были мужчины тридцати - сорока лет. Но все выглядели старше своих лет. Лица у них были шершавые и обветренные. Некоторые были одеты даже приличнее, чем Саймон, но в основном они выглядели так, будто только что вылезли из могил, в которых пролежали не один год. Они подходили к столу и останавливались там, как требовали правила, и под пристальным, почти враждебным взглядом Генри подписывали регистрационный лист, который давала им Бекки. Они аккуратно, почти любовно брали предложенную авторучку. Некоторые, подписываясь, очень близко наклонялись над столом, другие, наоборот, старались держаться подальше. Были и такие, кто быстро царапал ручкой какие-то каракули, и Саймон подумал, что это не подписи, а просто закорючки. Рядом с такими каракулями, когда человек уходил, Бекки обычно-что-то приписывала. Возможно, настоящее имя. А некоторые выводили свое имя медленно, как будто умение его написать было предметом их особой гордости. Один человек, лет пятидесяти, с рюкзаком за плечами, показал им экземпляр "Уличного листка". Бекки, взглянув на "Листок", улыбнулась и кивнула. Он тоже кивнул. Она подала ему регистрационный лист и пальцем указала, где расписаться. Мужчина поставил крестик и с надеждой посмотрел на Бекки. Она снова кивнула ему и улыбнулась. Он перевел взгляд на Саймона и тоже улыбнулся, обнажив беззубый рот, лиловые десны и язык, покрытый белым налетом. Потом, издав какое-то кудахтанье, он повернулся и пошел в спальный зал, а Бекки напротив креста написала имя.
- Я рада, что он пришел, - сказала Бекки, обращаясь к Генри. - Давно его не было видно.
Генри лишь фыркнул.
Среди нуждающихся в ночлеге были и женщины, правда, не очень много. Они выглядели измотанными и пристыженными. Ни одна из них не посмотрела на Саймона, и лишь немногие обменялись взглядами с Бекки. Некоторые пришли с детьми. Одна из женщин держала за воротник маленького мальчика; пока она расписывалась в регистрационном листе, он стоял у стола и глазел на Саймона. Даже когда, расписавшись, мать потянула его к входу в спальный зал, он то и дело оборачивался и снова смотрел на него.