Лена, обычно шумная и не привыкшая к особой деликатности, на этот раз вела себя сдержанно. Сначала неловко попыталась втянуть его в веселые компании. Потом насторожилась, притихла. Лишь изредка подходила, заговаривала, внимательно присматривалась к нему, словно врач, устанавливающий диагноз. Не замечая перемен к лучшему, отходила.
Она не понимала.
Все понимала Рута. Вначале обеспокоившись по чисто педагогическим соображениям, она вскоре убедилась, что прыжки Петр совершает нормально, даже лучше многих других. Успокоилась. Потом тоже стала присматриваться. И быстро разгадала, в чем дело.
Однажды, когда они сидели с Петром на траве, отдыхая после прыжков, она сказала ему:
— Знаешь, Петр, один французский писатель, не помню кто, сказал: «Если не находишь покоя в себе самом, бесполезно искать его в другом месте…»
— Это сказал Ларошфуко, — заметил Петр, — мне мама не раз повторяла этот афоризм.
— Да, и я узнала его от Зои, — задумчиво проговорила Рута.
— А почему вы его вспомнили? — Он подозрительно поглядел на нее.
И встретил в ответ ее, как всегда, спокойный, внимательный взгляд.
— «В другом месте» — это ведь относится ко всему — бесполезно искать в воздухе, на спортплощадке, на татами, всюду.
— Я ничего не ищу, — отвернувшись, пожал плечами Петр.
— Ищешь, — с несвойственной ей сухостью сказала Рута, — а надо по-другому.
— Как? — простодушно спросил Петр.
— Разные, наверное, есть способы, — неторопливо рассуждала Рута, — для каждого свой, подходящий. Могу поделиться личным опытом.
Петр вопросительно посмотрел на нее.
— Надо честно и трезво, обязательно честно и трезво все обдумать, принять решение. Это главное — принять решение. А уж приняв, проводить его в жизнь. Твердо.
— Легко сказать, — усмехнулся Петр.
Он разговаривал с ней сейчас как с самым близким другом и даже не задумывался, говорят ли они об одном и том же. И о чем вообще говорят.
— Знаешь, Петр, если я, девчонка, могла так поступить, то уж ты-то — парень, с твоим характером…
— Вы? А когда…
— Давно, давно, — перебила она. — Это было давно, но было. Вот делюсь опытом. Сначала трудно, потом проходит.
— Может быть, когда все ясно, — слабо возразил он, — а когда ничего не ясно?
— А тебе еще ничего не ясно? — задала Рута неожиданный вопрос. Это был жестокий вопрос. Петр даже не понял сначала. Но потом как-то сразу прокрутил перед мысленным взором этот короткий разговор и ужаснулся. Нет, не тому, что Рута все знала или угадала, говорила с ним о сокровенном, а он дал втянуть себя в этот разговор, но самому ее вопросу. Действительно, неужели не ясно, что между Ниной и им все кончено? Что у них теперь разные пути? И не важно, в конце концов, кто виноват.
Он встал и, так ничего не сказав, ушел к себе в палатку. Легче ему после этого разговора на душе не стало. Ясно или не ясно? Однако он дал слово Нине приехать. Может быть, вообще все будет хорошо, и все у них опять наладится? Да нет, не наладится.
Вскоре они возвратились из лагерей в город.
Петр имел на счету десятки разнообразных прыжков, второй разряд. Он стал опытным спортсменом. И мышцы накачал — будь здоров! Хотя порой он ощущал непонятное сердцебиение — часто-часто, как хвостик у собачки. Смех, да и только. Впрочем, порой он с тревогой вспоминал своего спортивного врача и разнос, который устроил ему тренер. «Уж не перетренировался ли я?» — спрашивал он себя.
Когда пришел вызов из училища, он сказал Илье Сергеевичу:
— Отец, есть разговор.
Илья Сергеевич немного удивился. Последнее время они об училище не говорили. Илья Сергеевич знал, с какой щепетильностью Петр воспринимает малейшее касательство отца к его поступлению в училище, как он все время боится, чтобы положение и имя отца не повлияли на отношение к нему, не давали бы какое-нибудь преимущество. Поэтому сам он не заговаривал на эту тему с Петром. Эту сложную дипломатическую ситуацию бестактно нарушала лишь Ленка, вмешиваясь в дела брата, задавая кучу неуместных вопросов и ему, и отцу. Но вот о чем-то хочет говорить сам Петр.
— Слушаю тебя, — просто сказал он.
— Отец, вот вызов, надо ехать в Рязань. Но у меня еще без малого две недели. Я хотел бы провести их в Москве. — Он вопросительно уставился на отца.
— Понял, — сказал Илья Сергеевич. Он действительно сразу все понял. — Ну что ж, поезжай. Выясни все для себя.
Петр молчал. Его поразила схожесть выражений — и Рута, и отец, по существу, сказали одно и то же.
— Да, отец, надо все выяснить, — сказал он решительно. — Так я поеду?