Рукавишников молчал, опустив голову.
— Иди, солдат, иди и подумай. Завтра в девять быть снова в моем кабинете.
И когда, совсем уже приунывший и потерянный, Рукавишников наутро вновь явился к начальнику политотдела, тот сказал ему:
— Значит, так, сынок, связался я с прокуратурой твоего города. С братом все в порядке. Намял он бока кое-кому, но в порядке необходимой самообороны. Те сами на него напали. Переусердствовал немного, да ничего серьезного. Это раз. «Верных» людей твоих, что писали тебе, уволь с работы: надо знать, что говорить, а не сплетнями заниматься. Это два. Что в брата собственного не поверил — тебе минус, что собрался сам вершить суд и расправу — тем более. Что намеревался самолично домой заявиться порядок наводить — тут, как говорится, и слов не подберешь. Сбежал бы — пошел под трибунал. Но за одно намерение, как известно, не наказывают. Тем более хочу надеяться, ты бы все-таки осуществлять его не стал. Но из всей этой истории ясно, что тебе в комсомол рановато, тут двух мнений быть не может. Можете идти, рядовой Рукавишников.
Однако позже полковник Логинов изменил свое мнение. Он изменил его, когда узнал, как проходило комсомольское собрание, в повестке которого стоял вопрос о приеме Рукавишникова. Ни замполит, никто другой ничего по указанию начальника политотдела о происшедшем никому не сказали.
Собрание шло как обычно. Выступили рекомендующие, рассказал о себе сам кандидат. Собрались уже голосовать. И вдруг Рукавишников неожиданно вновь попросил слова. Встал, тяжело вздохнул и в наступившей тишине сам все рассказал.
— Рано мне в комсомол, — закончил он и сел на место.
Некоторое время все молчали, потом заговорили одновременно.
— Тоже-мне комсомолец! — кричали одни. — Анархист! А вы куда смотрели, как могли рекомендацию дать!
— Сам ведь все рассказал — значит, осознал! Мало ли, что думал: нервничал, переживал! — шумели другие.
— Этак за одни намерения наказывать, далеко зайдем, — возмущался Васюткин, самый низкорослый солдат в роте. — Я вон сержанта, когда он мне наряд давал, в мыслях сколько раз убивал. Так не убил же.
Раздался хохот, посыпались шутки.
Мнения разделились. Председатель собрания предложил голосовать. Но Рукавишников твердо потребовал отменить решение о его приеме в комсомол.
И наверное, был прав — в тот день немало рук поднялись бы против.
Ну что ж, пусть подождет.
Невозможно предусмотреть все жизненные ситуации, которые могут возникнуть перед политработником. Но есть главная цель — высокая боеготовность, высокий моральный дух. На учениях это особая атмосфера приподнятости у солдат, радостного ожидания событий, стремление показать все, чего достигли, чему научились, что умеют. Эдакое хорошее честолюбие: нашу дивизию выбрали? Не пожалеете — мы лучшие!
Политработники такие же офицеры, как и другие, но со своей особой специальностью — моральный настрой личного состава. Как бы ни был силен враг, армия, проникнутая высоким боевым духом, знающая, за что сражается, уверенная в правоте своего дела, преданная своему народу, потому что сама часть этого народа, будет всегда иметь преимущество.
Прибыв на место, начальник политотдела собирает пропагандистов, комсгрупоргов, коротко, без лишних эмоций объясняет положение.
— Вот так, товарищи, — говорит он, — подкреплений не ждите. Справитесь?
— Справимся, — уверенно говорит высокий хмурый солдат — комсгрупорг из первой роты, — раз надо — справимся.
— Понимаем, — поддерживает его другой, — что ж, имуществу, что ли, погибать. Хлеб-то нам потом кушать. Не дяде.
— Конечно! То учения, а то стихийное бедствие! Выстоим! — слышны теперь уже многие голоса.
Полковник Логинов ждет, пока стихнет шум, и говорит:
— Товарищи гвардейцы, вы должны правильно оценить обстановку. Ваши товарищи действительно заняты важным делом — выручают совхоз из беды. Но в бою может возникнуть аналогичная ситуация — не будет подкреплений — погибли люди в бою, или атаку с неожиданной стороны отражают. Словом, перед вами задача выстоять во что бы то ни стало. Наличными силами! И задачу эту надо выполнить. Разойдитесь по подразделениям и объясните солдатам.
Между тем «южные» напирают со всех сторон, не успевают десантники отбросить их в одном месте, как они прорываются в другом. Потери растут. И только удивительное хладнокровие и выдержка майора Таранца помогают ему не теряться, умело управлять боем. На КП с ним минимальное число людей. Он отправил в окопы всех, кого мог: комендантский взвод, штабных офицеров, санитаров, тыловиков, связистов. Там дорог каждый человек.