В его мозгу, мозгу командира, как в безупречной ЭВМ, быстрой чередой сменялись, сочетались, разбегались, вновь выстраивались бесчисленные варианты сражения. Ведь от точности, безошибочности, правильности его прогнозов и расчетов зависит исход операции, пусть сегодня и учебной. Командир отвечает за все, за судьбы тысяч людей. И не только в бою, на учениях тоже. Отвечает всегда, до тех пор, пока он их командир.
На параде, на торжественном смотре генерала все видят в его каракулевой папахе или расшитой фуражке, со сверкающими золотом погонами. Он впереди, предшествует знамени. Он на трибуне перед строем своих гвардейцев. Он в центре почтительно и внимательно слушающих его офицеров.
Но сейчас, в самолете, он один из тысяч. На нем такой же парашют. И самолет, в котором он летит, застрахован от попадания зенитного снаряда или ракеты не больше, чем все остальные.
Он такой же, как все.
Да, он командир гвардейской орденоносной воздушно-десантной дивизии. Ему сорок лет, и он, вероятно, один из самых старших, если не старший, по возрасту в дивизии. Но ведь почти любой из его молодых лейтенантов или солдат может стать, а иной и станет, генералом, а быть может, и маршалом…
Вот он, генерал Илья Сергеевич Чайковский, уже не станет маршалом. Он усмехается. Как известно, каждый солдат носит в заплечном ранце маршальский жезл, и у восемнадцатилетнего солдата сделаться маршалом больше шансов, чем у сорокалетнего генерала. Так, во всяком случае, ему кажется.
Хотя стать, как он, в тридцать восемь лет комдивом, в тридцать девять получить звание генерала тоже вроде бы неплохо. У него нет оснований жаловаться на свою военную судьбу. Он честно и без взысканий отслужил солдатскую службу. В числе первых окончил училище и академию. Его дивизию числят среди передовых. И уже намекнули на возможное повышение в должности.
Придирчиво вспоминая службу в армии, Чайковский с удовлетворением, не с самодовольством — нет-нет, только не с самодовольством, — может сказать, что ему, пожалуй, не в чем себя упрекнуть. Разумеется, даже среди десантников, привыкших парить в небесах, ангелов не бывает, но все же серьезных ошибок и просчетов он за собой не помнит.
Наверное, потому, что он рожден десантником. Не просто военным, не танкистом, летчиком или артиллеристом, а именно — десантником. И отец его был десантником, и сын будет, и жена была парашютисткой.
Генерал Чайковский снова прильнул к иллюминатору. Хотя где-то на самом краю горизонта вроде бы посветлело, а луна стала бледной и какой-то невзрачной, но землю по-прежнему окутывал плотный мрак, и даже огоньки совсем пропали. Мысли его приняли иное направление. Он прирожденный десантник. Ну, а мог бы он, например, быть инженером? И каким? Или, скажем, дипломатом? Директором завода, председателем колхоза? Секретарем райкома?
Если человек талантлив, он всюду проявит свой талант, на любом посту, в любом деле? Или талантливый в одном, добившийся в этом успехов, а быть может, и выдающихся результатов, в других областях окажется полной шляпой и неудачником? Как?
Речь не о музыкантах, артистах, писателях, художниках, ученых… Там другое дело.
А вот талант руководителя — производства ли, сельхозартели, научно-исследовательского института и так далее? Словом, руководителя?
Он всюду проявится, коль уж скоро человек обладает им, или только в определенной области?
Генерал Чайковский вспоминал партийных руководителей, ставших во время войны выдающимися партизанскими полководцами, героев боев гражданской войны, превратившихся в блестящих наркомов, партийных деятелей.
И разве мало демобилизовавшихся после войны комдивов, командиров полков и батальонов стали прекрасными директорами предприятий, председателями колхозов, руководителями районов?
Ну вот, расфилософствовался… Но сам прекрасно понимал, что просто старается снять внутреннее напряжение. Как боксер в перерыве между раундами расслабляет все мышцы, или как хоккеисты перед ответственным матчем смотрят какую-нибудь дурацкую комедию, чтобы отвлечься, не растрачивать силы и нервы.
На мгновение взгляд генерала туманится, резче обозначается горькая складка у рта, он вздыхает. Да, военная судьба у него счастливая, а вот личная… Можно ли считать личную судьбу счастливой, когда теряешь молодую, горячо любимую жену? Теряешь из-за нелепой, не укладывающейся в сознании случайности…