Он тут же написал Нине назидательное письмо, в котором предостерегал от соблазнов и просил держаться твердо.
Неделю не было ответа, наконец пришло короткое письмо.
«Нечего было тратить столько чернил, — писала Нина, — ты похож на нашу классную руководительницу Капитолину Георгиевну — тебе бы еще пенсне носить. Чем читать мне нравоучения, лучше бы рассказал, как скучаешь без меня, как обожаешь и как ждешь.
А за меня не беспокойся. Если я и выпью в ресторане шампанское, то это не значит, что я алкоголик, а если выкурю сигарету, что стала наркоманкой. И вообще все мне надоело: и эти компании, и это их пустое времяпрепровождение, их занудные ухаживания. Донжуанчики! Завтра мы уезжаем. Я уже мечтаю, как буду купаться, ходить по горам, собирать камешки. Скорее бы уж! Не нужны мне все эти тут. Устала от них. Пиши в Ялту на Главпочтамт. Там наверняка есть такой. Целую. Нина».
Это письмо совсем доконало Петра. Ни «люблю», ни «скучаю». Он интуитивно почувствовал в Нинином письме какой-то надрыв, какую-то недетскую тоску, плохо прикрытую обилием осуждающих ее московскую компанию фраз. Да и само обилие этих фраз было подозрительным, словно она пыталась уговорить в чем-то самое себя.
Петр метался, не зная, куда писать, приготовил письмо, порвал, написал другое.
И тут, неожиданно быстро, пришло от Нины новое письмо.
«Если б ты знал, как здесь замечательно! Какое море — теплое, голубое. Всюду солнце, зелень. Я целый день лежу на песке, по сто раз лезу в воду. Учусь стильно плавать. Санаторий красивый. Мама с папой не мешают, у них уже компания, сидят, играют в какие-то мудреные игры, рассуждают о важных вещах. Моего возраста никого нет. Но я не скучаю. Уж очень хорошо на пляже, в садах, в горах. Я подолгу гуляю…
Все здесь хорошо, — заканчивалось письмо, — не хватает только тебя. Ах, как бы было здорово, если б ты был тут, рядом со мной, на пляже! Уж мы б с тобой поплавали! И не думай, я никогда серьезно курить не буду, не бойся. Скорее бы нам опять быть вместе. Люблю. Скучаю. Целую. Твоя Нинка».
Петр вздохнул с облегчением. Опять «люблю», «скучаю». Значит, все в порядке. Только как понимать — «никогда серьезно курить не буду»? А несерьезно? Ну ничего, приедет, он ей покажет.
В это время произошло событие, окончательно проложившее границу для Петра между отрочеством и юностью? А может быть, между юностью и зрелостью?
И где вообще эта граница?
Ныне дети рассуждают, поют, рисуют, решают математические задачи, играют в шахматы, выделывают на гимнастических снарядах упражнения так, как это и не снилось взрослым. Эти дети носят ботинки сорок четвертого размера и лифчики пятый номер. Эти дети знают о международных делах, космических кораблях, Бермудском треугольнике и сражении на Курской дуге больше, чем многие взрослые. Они знают, что значит стенокардия, «престижная» профессия, коммуникабельность и СЕНТО. Они снисходительно судят о своих родителях и порой удостаивают их похвалой.
И все же они дети.
Но вот происходит в жизни такого дитяти какое-то событие, встреча, сталкивается он с чем-то поразительно прекрасным, возвышенным или, наоборот, отвратительно недетским, нечеловеческим…
Разве остаются дети там, где прошла война? Разве продолжают быть детьми те, кто видел, как погибают герои? Однако бывают события и куда мельче и незначительнее, а юный участник такого события после него по-иному начинает смотреть на жизнь, на свое место в жизни, на добро и зло — по-взрослому. Он может по-разному участвовать в этом событии: быть жертвой или виновником, трусом или героем. Не в том дело. А в психологическом шоке, в следах в сердце, которые это событие — хорошее или дурное — оставляет у него.
Конечно, для разных людей все проходит по-разному. Есть такие, кого ничто не затронет, они и в сорок лет останутся детьми, есть и ранние старички, есть легкоранимые, есть неуязвимые… Разные есть. Речь не о них, речь о большинстве.
И хотя парень или девушка по-прежнему ходят в школу, носят пионерские галстуки, занимаются в автомодельном или кружке кройки и шитья, по-прежнему смеются, шутят, и все детское свойственно им и близко, они все же многое мерят теперь иными мерками, они прошли — прошли, но не всегда выдержали — испытание на взрослость. Так случилось с Петром.
Однажды воскресным днем с двумя, как и он, оставшимися в городе одноклассниками они решили покататься на лодке. Отправиться с утра куда-нибудь вверх по реке, к сосновым лесам, к песчаным откосам, покупаться, пособирать ягоды, поваляться на траве.