У Петра пухла голова. Где найти на все время? Он похудел, реже смеялся. У него теперь всегда озабоченный вид. Мысли заняты делами. Порой его раздражали мелочи, которые раньше вызвали бы лишь улыбку. Бывали моменты, когда ему приходилось сдерживать себя, чтобы не нагрубить, не наговорить резких слов, не сорваться.
Илья Сергеевич и Ленка понимали его настроение, и каждый по-своему входили в его положение.
Илья Сергеевич не так уж много бывал дома, но, когда приходил, не задавал вопросов, а молча ждал, пока Петр сам начнет рассказывать, спрашивать совета.
Ленка не докучала ему дурацкими вопросами, старалась ублажить его, ходить, как она сама выразилась, «на цыпочках». Заметив, что Рудик не появляется последнее время, Петр поинтересовался, куда запропастился ее верный рыцарь.
— А он тебе не мешает, не раздражает тебя? — простодушно спросила она.
Петр был тронут. Неловко обнял сестру, заверил, что нет. Она обрадовалась, и румяный Рудик вновь стал принадлежностью дома, столь же постоянной и молчаливой, как диван в углу или вешалка в передней.
Зато участились ссоры с Ниной. Правда, это были главным образом ссоры на деловой почве: как решить задачу, как трактовать образ Григория Мелехова, каков состав аминокислот, кто президент Италии. Они спорили по делу, но усталость, напряженная перегрузка вносили в спор неоправданное раздражение, запальчивость.
Это было трудное время. Но природа этим не интересовалась. Словно нарочно игнорируя их заботы и настроение, она одарила город мягкой зимой, со слабыми метелями, красивыми снегопадами, пунцовым морозным солнцем и стерильно-белыми облаками. Зимой, когда бы только уноситься в синие сверкающие дали на лыжах, кружиться на зеленом льду катков, гулять вечерами по тихим сугробным аллеям городского парка.
На смену зиме набежала весна, без дождей и ветров, с ранними почками, веселым журчанием уличных ручейков, уже в марте жаркими днями. К 20 апреля Петр Чайковский собрал все необходимые документы, написал заявление о приеме в Высшее воздушно-десантное командное дважды Краснознаменное училище имени Ленинского комсомола и заказным письмом направил в свой райвоенкомат.
Глава XII
Настроение сына было понятно Илье Сергеевичу. Пусть в другое время, в ином возрасте, в иных условиях, но он тоже переживал подобное: экзамены, спорт, дела, любимый человек… Все важное, все близкое, все желанное, но и трудное, сложное, порой огорчительное, требующее и нервов, и сил, и энергии, и самообладания, и выдержки. И времени, которого всегда не хватает.
И все одновременно, все сразу, все главное.
А ведь Петру семнадцать, не тридцать с гаком. Как было ему, когда с женой и детьми он вышел из вагона на московском вокзале.
Он хорошо помнил то время.
Чайковским повезло с жильем. Уехавшие на несколько лет на Север друзья Зоиных друзей сдали им свою двухкомнатную квартиру в довольно тихом переулке.
В стороне шумело Садовое кольцо, а здесь машины были нечасты. Перед домом был зеленый сквер, в квартире — балкон и по вечерам запах зелени и сырой земли доносился до их пятого этажа, создавая иллюзию уединенности дачного поселка.
Детсад был под боком, и по утрам Петр отправлялся туда, ведомый соседкой. Петр отличался большой самостоятельностью, что было весьма кстати, потому что хотя академия не строй и времени у слушателя Чайковского оставалось больше, чем у комбата Чайковского, но это не значило, что он с утра до вечера валялся на диване и решал кроссворды. Академия требует работы, да еще какой! Что касается Зои Сергеевны, то она, известная парашютистка, сразу была привлечена в окружную команду и, как обычно, пропадала на сборах, тренировках, соревнованиях, куда увозила с собой дочь.
— Полная взаимозаменяемость, — шутил Илья Сергеевич, — как и полагается у десантников. Я помогаю Зое воспитывать детей, Петр помогает тем, что не требует никакой помощи, только мне, несчастному, никто не помогает.
— Помогаем своим наличием, — отшучивалась Зоя Сергеевна, — создаем обстановку участия, почитания, преклонения. Так тебе легче осваивать вершины тактики и стратегии.
— Факт, — серьезно подтверждал Илья Сергеевич.
А присутствовавший при разговоре Петр вопросительно смотрел на мать и на всякий случай брался за веник.
Жили дружно.
Илья Сергеевич крайне серьезно относился к этому, как впоследствии выражался, «московскому периоду» своей жизни.
— Понимаешь, Зойка, раз уж так повезло, раз уж я буду постигать науки военные, так неплохо бы это время использовать и для повышения, так сказать, культурного уровня. Москва все-таки, когда еще попадем?