- Римма! Умоляю, впусти меня!
Замолкнув на мгновение, чтобы перевести дух, он добавил:
- Это вопрос жизни и смерти!
Римма изчезла где-то в глубинах дома и закрыла окно. Зато у Синицына перестал ощущаться недостаток в других зрителях: люди, разбуженные его воплем, один за другим с испугом высыпали на улицу, - видимо, памятуя о недавнем пожаре.
Боковым зрением Лешка отмечал , как в соседних домах с треском распахиваются двери, а в окнах зажигаются огни. И только особняк Платонова по-прежнему хранил высокомерное молчание. Силуэт, мелькнувший было в окне второго этажа, больше не показывался.
Взгляд Лешкиных широко раскрытых глаз оббежал небольшую толпу, собравшуюся на улице. Почувствовал, что его решимость несколько поколебалась, Синицын прикинул возможный путь к отступлению..
Но тут входная дверь особняка, которую он так жаждал увидеть открытой, наконец, и вправду рывком распахнулась от мощного удара ноги. А на пороге, освещенный светом дачного фонаря, нарисовался Вадим Платонов в майке, трусах и шлепанцах на босу ногу.
Подготовленные Лешкой фразы с просьбами о помощи замерзли у него на языке, когда он увидел , что Риммин зять держит наизготовку охотничье ружье.
Глава 22
Это было куда хуже, чем избиение на краю кукурузного поля. Два страшных, черных, бездонных дула, нацеленные Алексею Синицыну в середину груди , вожделенно подрагивали. Они гипнотизировали, от них невозможно было отвести взгляда. А поверх них , подстерегая каждое движение парня, пристально смотрела пара глаз Вадика Платонова, в которых них, по контрасту с мертвящим равнодушием ружейных стволов, плескалось дьявольское бешенство.
Целую жуткую, на вечность растянувшуюся минуту Синицын простоял в оцепенении, ни грамма не сомневаясь в том, что вот-вот услышит выстрел прежде, чем умереть. Но Платонов, вместо того, чтобы привести в исполнение читавшийся в его глазах приговор, вдруг поднял стволы ружья вверх , -словно чтобы не поддаться искушению.
Крайний испуг, не сравнимый ни с каким другим чувством, которое Алексею Синицыну до сих пор доводилось переживать , изгладил из его мыслей желание приступить к переговорам с соседом. Его благие намерения, связанные с заботой об Оксане , стали не важны ,и все, что он смог, - это попятиться по улице в направлении домика своей тетки.
Его позорное отступление сопровождалось неистовым, захлебывавшемся лаем деревенских собак. Звукам потревоженных животных вторили сердитые голоса платоновских соседей.
Синицын отступал задом так, как не мог заставить себя повернуться к Платонову спиной. Ему необходимо было видеть, что тот вытворяет со своим ружьем, не собирается ли пальнуть ему вдогонку. Соседи и не думали вмешиваться в ситуацию. Часть из них удалилась обратно в свои дома, но некоторые продолжали, не без злорадства, наблюдать за разыгравшейся драмой в ожидании ее развязки…
Платонов , очевидно, передумал нашпиговать парня свинцом. Он стоял, не двигаясь, а стволы его ружья были устремлены в ночное небо. Однако, премерзкое ощущение арктического холода во всем теле (словно его изнутри поглаживали чьи-то невидимые ледяные пальцы) не отпускало Лешку. Сердце его бешено колотилось.
Вадим вдруг встрепенулся. В его горле что-то хрипло заклокотало перед тем, как он выплюнул:
- Недоносок уродливый! Тварь богемная!
Здравый смысл советовал Синицыну ни в коем случае не отвечать на оскорбления.
- Паршивый щенок ,жертва аборта! - переведя дух, продолжил перечислять Платонов, - Возомнил, что ты - пуп земли?! И что тебе, такому придурку, все позволено, что тебе можно людей по ночам будить?!
Ухмылка, похожая на звериный оскал, располовинила физиономию Вадима. Он шагнул вперед, как если бы собирался в погоню за Синицыным:
- Ну, и почему ты больше не горланишь, неколотишь, как обдолбанный, по моему забору?! Что, пропала охота?! … Лешка на всякий случай замер на месте. Инстинкт самосохранения подсказывал ему держать рот на привязи. Учитывая состояние Платонова, приводитьсейчас хоть какой-нибудь довод в свою защиту могло бы стать длянегофатальной ошибкой.
Патовую ситувцию разрядила Ольга, внезапно выскочившая на улицу в шелковом халатике поверх ночнушки.
С запоздалым сожалением Синицын догадался, что, по-видимому, этот ее наряд и ввел его в заблуждение, и что именно Ольгин, а не Риммин силуэт он видел в осветившемся окне.. Сестры все же близнецы, хоть и не идентичные, и на опредленном расстоянии да еще в темноте их немудрено перепутать друг с дружкой.
Заламывая руки, Ольга вклинилась в пространство между двумя мужчинами .