На его поле зрел хлеб, который принадлежал по праву только ему, но его исконным наделом завладел грабитель.
Когда Сведье коснулся колоска, его словно осенило. Ведь в его доме спал фохт Клевена. Он всадит топор в стену и вызовет фохта на улицу, вызовет барского прихвостня на честный бой. Наконец-то они встретятся один на один.
Он быстро зашагал к своей усадьбе, но в нескольких саженях от дома его окликнули по имени; звал его женский голос. Из Персгорда навстречу ему кралась женщина; она шла осторожно, словно кошка по жнивью.
— Неужто сам Сведье пожаловал в деревню?
Аннику нетрудно было узнать по ее желтому чепцу.
Она подошла к нему вплотную. Ее голос звучал словно со дна глубокого колодца; такому голосу мужчины внимают с охотой.
— Ты куда? Или уж идешь от невесты? — спросила вдова.
— У каждого свои дела. Я ведь не спрашиваю про твои…
И что она шатается ночью? Ее глаза блестят в темноте, словно кремни.
— Хочешь зайти к себе домой, Сведье?
— Нет, Борре из дома хочу выманить.
— Нету его. В Убеторпе он, — Она вцепилась ему в руку выше локтя. — Лучше погости у меня.
Анника показала на приоткрытую дверь своего дома.
По пальцам, впившимся в его руку, он ощущал жар разгоряченной крови. Красивая женщина была Анника, с высокой грудью, пышная телом, гибкая и податливая, точно дикая коза. Ярко рдели ее полные губы.
— Ну как, надовольствовался у невесты? — спросила она.
— А тебе какое дело!
— Пойдем ко мне, пивом угощу!
— Зря стараешься, Анника!
Ему хотелось сбросить ее пальцы, которые нежно и вкрадчиво скользили вниз по его руке. Он огрызнулся, пытаясь оборониться от чар ее тела. Он только что встал с постели своей суженой, которая нетронутой лежала в его объятиях, в ноздрях у него еще стоял запах ее волос и кожи. От близости тела Анники Сведье распалился. Он стыдился своего желания и боялся женщины, которая соблазняла его.
— Борре нет, — сказала она. — И у меня в доме тебе ничего не угрожает.
Ее лиф был расстегнут у ворота, и в глазах у Сведье мелькала белая ямочка на ее шее. Вот когда разверзлась бездна искушения. И тут Анника рассмеялась, а смех ее был словно из глубины колодца:
— После ведьмы всякого потянет к другой.
Он отпрянул, словно от занесенного топора, и с силой сбросил ее руку:
— Кого это ты оговариваешь?
— Невеста у тебя ведьма.
— А ну-ка назови имя!
— И назову! Ботилла! С самим дьяволом блудит.
— Замолчи, а не то язык твой из пасти вырву!
В ярости он вскинул руку, но Анника не испугалась:
— Тебе дела нет, почему у нее в подойнике кровь? Но уж поверь мне, Ботилла гуляет с нечистым.
— Чтоб ты подавилась своим лживым языком! Лгунья подлая!
Хотя вокруг не было ни души, Анника Персдоттер таинственно понизила голос. Как-то вечером, сказала она, ей довелось проходить мимо дома Ботиллы, когда та стояла за углом со спущенной с плеч рубахой. Она подошла поближе и разглядела красную метку на груди Ботиллы, Своими собственными глазами видела она красное пятнышко около левого соска. Тут уж нельзя ошибиться: это отметина самого дьявола. Люди примечали, что Ботилла одна ходит в лес. Там она и встречается с нечистым, сама к нему лезет, дает грудь сосать. Красная ранка говорит, что она настоящая ведьма. Нечистый завладел ею и поставил клеймо на свою собственность.
— Будешь делить невесту с дьяволом? Хочешь этого, Сведье?
Черные глаза Анники, подзадоривая, поблескивали по тьме, а в его глазах зажглись красные огоньки, и он уже больше не слышал ее голоса.
— Тьфу! Не будь ты женщиной, я бы тебе всыпал.
Она искушала его глазами лукавыми, щеками румяными, губами алыми, шеей лебединой, грудью пышной, бедрами крутыми — и все увиденное распалило его. Она стояла, похваляясь своей красотой, и предстала перед ним в новом обличье — и все оказалось обманом, одной видимостью. Ей удалось лишь на миг одурманить его, но когда она принялась чернить Ботиллу, он снова увидел ее в прежнем виде: она хотела, чтобы невеста опротивела ему.
Приток горячей крови, который она вызвала в нем, схлынул и разошелся по телу. Ее чары улетучились, и осталось одно лишь отвращение к Аннике, вдовушке-красавице. Ямочка на шее оказалась коварной западней. Он пошел от нее, дрожа от негодования.
— Сам увидишь! — закричала Анника. — Она клейменая!
— Провались ты вместе со своим дьяволом! — он плюнул в ее сторону, чем кровно оскорбил Аннику. Черные, как черничины, глаза ее яростно засверкали, и она крикнула: