― Пришел твой господин, ничтожество.
― Дженнет, ― громогласно раздается от двери знакомый до последней интонации голос, ― собирайся, дорогая. ― Он уже стоит за плечом Адель. ― Кстати, юная леди, вам говорили, что у Извечных крайне острый слух, а оскорбление своих кормильцев они воспринимают на свой счет? Я так точно воспринимаю.
Спешу ретироваться, но еще слышу, как он заявляет:
― Дом можете оставить, но все средства на счету, что я открыл, напоминаю, принадлежат Дженнет. С этого дня права на них вы не имеете.
Странно, мама ведь говорила, что отец забрал большую часть, а остатки мы давно истратили. В частности, на обеспечение успешного будущего Адель. Что ж, чему я удивляюсь?
Вещи с утра собраны во вместительный сундук – их у меня не так уж много, большая часть выглядит так, что носить в присутствии герцога было бы неприлично, что, должно быть, странно, учитывая работу моей матери. Уже в дорогой герцогской карете, обивка сидений которой лучше ткани моего самого роскошного платья, Хозяин спрашивает:
― Понимаешь ведь, кем тебя будут считать?
― Вашей любовницей. ― Пожимаю плечами. ― Разве быть любовницей герцога не мечта для доброй половины горожанок?
Он усмехается, сразу заметно – доволен моим ответом. Да и ситуацией в целом: я завишу от него еще больше, теперь уже полностью. Теперь мне точно не скрыться от его пристального внимания ни на миг. Но разве это важно? На самом деле ведь я никакая не любовница, только корм для Извечного, второй ужин.
Дом герцога роскошен. Два этажа, высокие потолки, панорамные окна, маленький балкончик. Слуги выстроены в шеренгу на первом этаже, в холле.
― Дворецкий, господин Врубен, он же управляющий. Все вопросы к нему, все претензии ко мне.
Он называет слуг по именам, но я имен не запоминаю, послушно киваю на каждое. Не верится, что мне придется кому-то приказывать. Управляющий, горничные, повара. Еще был конюх, по совместительству садовник, но он на знакомство не явился, так как ночевал вне герцогского дома. На меня смотрели чуть настороженно, пока Хозяин не выдал:
― Обращаться как с хозяйкой, все приказы выполнять беспрекословно, как бы странно или неоправданно ни звучали. Если госпожу что-то не устраивает, решать вопрос буду я. ― Никто не решился даже переглянуться. ― И да, теперь я буду заезжать каждый вечер.
Он покровительственно положил ладонь мне на плечо. А уже через час этой самой ладонью зажимал мне рот, вскрывая очередную вену. Насытившись, сбросил на пол в точности как всегда, да еще слегка пнул под ребра:
― Я сегодня был добр к тебе. Не думай, что так будет всегда. Кстати, не хочешь отблагодарить меня за милость?
Я недоуменно смотрю на него.
― Хочу, чтоб ты помыла мне ноги.
Глупость какая. Думает, это унизительно? Или успел пообщаться с Аделью? Я киваю и с трудом переворачиваюсь на живот. В череп словно стекол насыпали, и они с каждым движением по-новому впиваются в мозг. В этом и есть его пытка, в этом и есть его жестокость – все, что он поручает, я должна делать сразу после передачи души, когда я чувствую себя разбитой, когда мне плохо физически, когда конечности не слушаются, а в глазах двоится. Пара минут, чтобы прийти в себя. Хозяин сидит, запрокинув голову и прикрыв глаза. Горло беззащитно открыто, и я сглатываю набежавшую от этого вида слюну. Куда только подевался страх?
Таз с водой донести в моем нынешнем состоянии почти невозможно. Руки и ноги дрожат, в глазах все плывет, а слабость такая, что даже дышать тяжело. И все же я справляюсь. Опустившись на колени, стаскиваю с ног Хозяина сапоги. Вот привычка ходить в уличной обуви по моей новой спальне должна как-то исчезнуть. Даже не знаю, что для этого нужно сделать.
― Разденься.
Скидываю с плеч накидку, которую подобрала в ванной. Там вообще много всего, целых два шкафа с полотенцами, халатами, какой-то одеждой.
― Хозяин, а этот приказ случайно не из тех, что я вправе не выполнять?
Он смотрит на меня, раздраженно щурясь.
― Нож все еще в моей руке.
Ноги хозяина в воде, щедро сдобренной маслами, как куски льда. Отчего он постоянно так холоден, причем в прямом смысле? Разминаю нежную кожу, поглядывая, как он снова расслабляется, убирает раздражение из взгляда, а потом и вовсе вновь закрывает глаза. Спешу закончить и вытереть ноги Хозяина белоснежным полотенцем. Отодвигаю таз с водой, сажусь на диван рядом, не отрывая взгляда от беззащитной шеи своего господина.