Поэтому испытываю крайнюю степень сочувствия, когда игла входит в сочный стебель. Все устроено с применением самой тонкой магии, поэтому постепенно в трубку на конце иглы начинает поступать прозрачный сок. Я бы с удовольствием посмотрела, как это происходит в магическом плане, но таких способностей у меня нет, если не подпитываться кристаллом силы. Три капли на стакан добыты крайне быстро, и подопытный не рад, но выдыхает и резко опрокидывает жидкость. Проходит пара минут, и он облегченно выдыхает было, когда вдруг сгибается пополам и возвращает выпитое обратно.
― Вижу, наш гость не завтракал, ― протягивает Роджи. ― Советую вам срочно бежать к лекарю, молодой человек.
Извечный крайне поспешно следует совету, а мы бросаемся фиксировать увиденное, каждый свою часть. Цветок выглядит вполне нормально, и я заношу в формуляр отсутствие факта передачи, потому что сама очень даже четко знаю, как выглядят последствия.
― Вы, кажется, не слишком расстроены, ― цедит лорд Остин.
― Это ведь только первый образец, первое испытание, ― бубнит Боб, стол которого совсем рядом с советником. ― Мы ученые, а не фабрика.
― Лорд что-то очень уж хорошо выглядит, ― жарко шепчет мне на ухо подкравшийся Дел. ― Неужто нашел жертву?
― А твоя вчерашняя жертва как? ― шепчу в ответ, делая пометки теперь уже о том, какие внешние изменения происходили с подопытным. ― Пала перед твоими чарами?
― Лишь ты одна ко мне равнодушна, ― фыркает парень. ― Допиши, как цвет кожи изменялся. Кстати, почему первое испытание проводилось среди бела дня, когда он даже не успел измениться?
― Роджи спроси.
Конечно же, никто и не думает на самом деле спрашивать Роджи, с ним вообще никто, кроме Иды, не разговаривает. И если в самый первый мой день во дворце я пребывала в восторге от него, сейчас понимаю коллег. Роджи умеет произвести впечатление, умеет показать себя со стороны, с какой хочется его видеть, только спустя время, когда он получает желаемое, становится таким, как есть. Довольно мелочным, женоподобным мужичонкой, склонным к зависти и злопамятству, зато ученый он стоящий, что, на мой взгляд, куда важнее.
На обед не иду, остаюсь дочерчивать треклятые канальцы. Пока рассчитывала, неправильно округлила одно из чисел, по итогу половина работы насмарку.
― Могла бы попросить кого-то из близнецов, ― над моим столом склоняется Ида. ― Ты как? Все не было случая перекинуться парой слов.
― Да нормально. ― Досчитать хочется, но поболтать хочется еще больше. ― Вас с Бобом почти и не видно, все пропадаете где-то.
Рассматриваю садовницу с любопытством, почти как в первую встречу.
― Ты прямо расцвела.
― Да брось ты, ― отмахивается, зардевшись. ― Ты тоже стала лучше выглядеть после… Ну, ты поняла, о чем я.
Да, я поняла, и мне эти намеки не нравятся, хотя она, несомненно, говорит правду, я действительно хорошею с каждым днем. Все же отсутствие вампиризма в той или иной форме так или иначе идет на пользу. Так или иначе, потому что мое сердце, кажется валялось в той куче органов на теле Хозяина, почему еще в груди так больно.
― Восстанавливаюсь, ― тщательно растягиваю губы в улыбке, одновременно чуть прищуривая глаза. Если улыбаться одними губами, никто не поверит счастью, нужно задействовать все лицо. Хозяин научил еще в самом начале нашего знакомства. Сказал, если есть желание обмануть, нужно делать это старательно, нужно в выражение своего лица вложить столько чувств, сколько вкладывает художник в любимое детище, нужно прорисовать каждую черточку эмоции. ― Тем более, живу теперь одна в роскошном доме со слугами. Отчего не хорошеть.
Ида ненатурально хохочет, и я начинаю чувствовать какой-то подвох. Она, должна заметить, смеется ртом, но верхняя часть лица неподвижна, у нее учителя не было. С того момента, как она в первый день узнала, что у меня есть Хозяин, неизменно кривилась, стоило к ней подойти, а тут вдруг подсела сама? Причем пока ребят нет. Не могу сказать, что они испытывают к ней отвращение или что-то вроде, но и расположения не выказывают, первыми заговаривают только по работе. В них поют корни, южные корни, которые шепчут то же, что и мне, которые подсказывают, которые направляют, которые голосами предков говорят довольно часто, что люди не заслуживают доверия.