На ужин у нас отбивные и овощное рагу. На десерт шоколадный мусс. От вина мы дружно отказываемся, поэтому служанка, неуверенно, но крайне обольстительно улыбнувшись гостю, наливает сок.
― Должен сказать, такой защиты еще не приходилось встречать, ― бормочет Дин, убедившись, что мы остались одни. ― Кстати, а тебе разве не повредит, что они оставили нас одних? Имею в виду твою репутацию.
― Поздно спохватился, ― нетерпеливо взмахиваю ладонью. ― Я ведь не благородных кровей, это не так важно, да еще жила с герцогом под одной крышей, напоминаю.
― В общем, полог полусферический, структура крайне гибкая, я не мог даже коснуться, пока ты не предложила войти. Хотя, полагаю, я мог бы попытаться с той секунды, как в твоей голове созрело желание, чтоб я вошел.
― Думаешь, он настроен на меня?
― Ты хозяйка дома, ― пожимает плечами маг. ― Вероятно, это было вплетено не сразу, может, когда герцог составлял завещание. В том плане, что я сомневаюсь, что ты отпишешь дом, а полог продолжит существовать.
Это кажется мне слишком сложным, а еще я чувствую неодолимо нарастающее приятное предвкушение. Губы то и дело сами собой складываются в улыбку, даже ужин стал вкуснее, чем казался поначалу. Солнце, последним лучом блеснув по хрустальным подвескам люстры, скрылось. Все мое существо ощущает приближение Хозяина, чувство, что раньше вызывало ужас и желание забиться в уголок от одних только воспоминаниях о томительно долгой боли, пронизывающей до мозга костей.
― Знаешь, сегодня произошло нечто странное. Ида, ты ее наверняка знаешь, ― Дин кивает, ― напрашивалась в гости. Она не любила герцога, она даже лорда Остина не любит, хотя он в теплицах бывает чуть не каждый день, а тут вдруг такой интерес.
― И что ты решила?
― Решила на следующей неделе позвать близнецов и тебя на ужин. Ида придет тоже. Узнать, что ей здесь надо, хочется, а наедине с ней оставаться не хочется.
― Она производит впечатление крайне милой особы, но я не привык полагаться на неясные ощущения, ты правильно сделала.
Дин смотрится органично за этим массивным столом, его спина идеально прямая, при этом он не выглядит, будто проглотил палку, он выглядит едва ли не величественно. Ни на миг не застывает в недоумении и нерешительности над обилием приборов, в отличие от меня, ведет себя непринужденно, будто исключительно в атмосфере чуть мрачного великолепия и привык проводить вечера.
― Расскажи о своей семье.
― Это будет крайне скучная история. Матушка моя погибла при странных обстоятельствах сразу после моего рождения, а отец не страдал долго, выбрал себе жену помоложе. Я как-то быстро стал неинтересен, меня, едва позволил возраст, отдали в школу закрытого типа, куда отправляют своих отпрысков, как правило, военные. По окончании я поступил в Академию и больше никогда не навещал отца.
По мере рассказа лицо Дина каменеет, и мне приходится бороться с желанием протянуть руку и стереть эту нарочитую жесткость с его лба, убрать напряжение из глаз, жесткую складку с губ. Так, что за мысли, какие губы? Рассказ зато крайне скомканный, Дин не назвал ни места, где жил, ни имен родителей, не упомянул, есть ли у него братья или сестры.
― А что же дела сердечные? У тебя есть невеста?
― Это еще что за вопросы?
С него тут же слетает жесткая усталость и налет аристократизма, он хватает меня за кончик носа и несильно тянет.
― Любопытство – порок. И раз уж он у тебя есть, рассказывай, что нашла в записях герцога.
― Ты говоришь, как будто он есть и у тебя. ― Я чувствую, как к щекам приливает кровь. ― Не искала я никаких записей.
А ведь он прав, стоило. Стоило хотя бы заглянуть в кабинет, ведь я приказала там ничего не трогать, а слугам не доверять у меня причин не было. Наверняка в письменном столе или бюро есть что-то интересное, как минимум, письма. Можно подняться прямо сейчас, ведь в кабинете прекрасное, большое окно с тончайшими занавесями. О, я уже представляю, как на них вдруг мелькнет сначала темное пятно. Потом оно обретет четкие контуры. И Хозяин перекинет свои длинные ноги через подоконник.