― Разве я позволял говорить? Дерзишь.
― Так и есть, Хозяин.
― А ведь ты меня боишься.
Так и есть, боюсь ужасно, только это ничего не изменит. Говорю я или молчу, кричу или смеюсь, он не изменит привычного графика. Мне потребовалось так много времени, чтоб это понять, так много, что теперь лучше взять себя в руки и сменить роль послушной бессловесной овечки на роль забавной ручной обезьянки, которой дозволены кое-какие вольности. Поэтому не сдерживаюсь, рассматриваю его с искренним, неувядающим уже который месяц кряду интересом. Он точно так же рассматривает меня в ответ, но само по себе его внимание не пугает и не отталкивает, я точно знаю, что он видит во мне лишь еду, причем еду, которой конкретно сегодня лакомиться точно не станут.
Острый нос, чуть расширенные зрачки. Своей бледностью он напоминает умирающего.
― Пять лет назад, когда я жил у океана, чайки кричали, чтоб разбудить меня, волны шептали, чтоб убаюкать меня. Тогда мне случилось ходить в море под пиратским парусом.
Он начинает свои рассказы, словно разговор длился целую вечность и не прерывался ни на миг. Мне бы слушать его внимательно, не отвлекаться, но я проваливаюсь в собственные мысли. Совершенно неизбежно.
― Сладость, слушай меня! ― он пока еще не зол, но уже слегка раздражен.
― Слушаю, Хозяин, очень внимательно.
― Они, подобно крысам, спешили покинуть корабль первыми, оставляя тех, кого звали братьями, наедине с опасностью. Истинной, совладать с которой невозможно, противостоять которой мы были не в силах.
Я с трудом держусь, чтоб не зевнуть. Чересчур образные и пространные речи действуют усыпляюще, я думаю только о предстоящем дежурстве, но пристально смотрю в лицо Хозяина, даже изредка киваю. Чтоб найти покупателя, родители составили генеалогическое древо, потратились на публикацию в Альманахе Извечных, где описали мою внешность и свои запросы. Кровь чистейшая, ни капли магии, даже где-то затесалась пара аристократов, хотя и довольно давно. По правде говоря, они сговорились с покупателем и приготовили документы, когда вдруг появился Хозяин и предложил чуть не вдвое больше.
― Почему вы так много за меня отдали? ― прерываю его на полуслове, но он принимает вид скорее заинтересованный, чем раздраженный.
― Я? Это ты много отдаешь, сладость. Ты отдаешь свою жизнь. Иди ко мне.
Я встаю, чтоб обогнуть низкий столик, но он цокает языком.
― Ползком.
От него пахнет яблоками и немного гнилью. Сладкий запах разложения, приторный душок смерти. Едва ли он остается на этой гладкой коже после рассвета. Но я вдыхаю его полной грудью, чтоб быстрее привыкнуть, чтоб успокоиться, чтоб смириться с неизбежным.
― Ты провоцируешь меня.
― Да, Хозяин.
Старая игра, правила которой мы оба знаем наизусть.
― Ты сама этого хочешь.
― Да, Хозяин.
Игра, где я всегда в проигрыше.
― Тебе нравится мне принадлежать.
― Да, Хозяин.
― Твоя кровь как самый сладкий нектар.
Извечные не вампиры, если вы об этом. Им нужна еда, они не боятся солнечного света и ходят в храм по праздникам. Вампиры же просто выдумка. Извечные питаются душой. А душа в крови. Вроде как. Поэтому раз в два дня, а порой и чаще, Хозяин выпивает пару глотков моей крови. Процесс небыстрый и крайне неприятный для обоих. Хотя ему, похоже, нравится.
Извечные не имеют собственной магии, зато могут ее преобразовывать из душ людей без дара, которые способны проводить чужие чары. Ведь все наши силы в душе. На таком пайке они живут небывало долгой жизнью – лет двести вечной молодости. Не стоит перестать пить кровь, умирают. Довольно быстро.
― Я оставлю тебе этот кинжал, сладость. Продашь и купишь себе что-нибудь.
Неглубокий порез чуть выше локтя. Сегодня он – сама нежность. Прикладывает раскалившееся под его взглядом лезвие плашмя к надрезу, прижигает, зажав мне рот рукой.
― Причинять тебе боль еще и физическую, ― он прикрывает глаза, отшвырнув оружие, богато украшенное драгоценными камнями, ― сплошное наслаждение.
У меня нет сил даже чтоб шевелиться, не то что говорить. Ни слова в ответ. Сейчас я податливо расслаблена в ладонях Хозяина, он баюкает меня с упоением матери, укачивающей свое дитя. Пока он чувствует единение со своим кормом. Это часть моей души пытается прижиться в его теле, и как только ей это удастся, мы снова будем по-прежнему далеки. Скорее бы.