— Вставайте, господин начальник, едет это страшилище! — весело возвестил стрелочник.
Господин Фотиаде вытащил руку из-под одеяла и посмотрел на часы. Потом со стоном потянулся и приподнялся на локте. Потер, точно ребенок, глаза кулаками, глянул на стрелочника и сел.
— Ты тоже побрился, — заметил он.
— Что поделаешь, — сказал стрелочник.
— И надушился, — прибавил господин Фотиаде. — Будто к девушке собрался.
— Для дезинфекции, господин начальник.
— Да-да! — иронически произнес господин Фотиаде, — конечно, для дезинфекции. — Он пошарил ногами и, отыскав тапочки, встал. В пижаме он казался особенно старым. Волоча ноги в тапочках с красным кистями, он направился к шкафу, и тут в диспетчерской зазвонил телефон. На мгновение они уставились друг на друга, потом с неожиданной для его дородности прытью господин Фотиаде в три прыжка оказался у телефона и снял трубку.
— Фотиаде. Да. Здравия желаю, — сказал он, задыхаясь и кивая головой, словно собеседник мог его видеть. — Разумеется… да… да… три часа семь минут… никаких проблем, какие проблемы?.. да… И завтра… До четверга?.. По четверг включительно или?.. Включительно, да. Да… конечно. Здравия желаю.
Он положил трубку на рычаг и стал шарить по карманам пижамы. Платок оказался в нагрудном кармане, и господин Фотиаде высморкался.
— Ну что? — спросил стрелочник.
— Что может быть? — сказал господин Фотиаде. — Ничего.
— Он придет?
— Разумеется, — ответил господин Фотиаде. — Я же сказал, что придет, значит придет.
— А я услышал звонок и думаю: ну — все, прощай, состав не придет.
— Такого не бывает, — сказал господин Фотиаде. — Маршрут, наверное, устанавливается заранее. Проверяется каждая станция, каждый полустанок, весь личный состав по ходу маршрута, чтобы не возникло никакой проблемы. Этот поезд не везде проходит.
Большими уверенными шагами господин Фотиаде вернулся в свою комнату и открыл шкаф.
— Господин начальник, — сказал стрелочник, присаживаясь на краешек кровати, — если поезд здесь проходит, это значит, как сказать… значит, нам доверяют.
— Разумеется, — согласился господин Фотиаде. — Если бы было известно, к примеру, что ты любишь выпить, не видать бы тебе этого поезда как своих ушей.
— Что же, господин начальник, разве я люблю выпить?!
— Нет, вот я как раз и говорю: если бы ты любил выпить, это было бы известно, и его бы здесь не пустили.
— Сколько я пью, так он может хоть каждый день проходить, — сказал стрелочник.
— Он пройдет сегодня, завтра и в четверг, — сказал господин Фотиаде. — Так мне соообщили.
— Всего три дня? — удивился стрелочник и тихо добавил: — Вы, может, чего сделали, почему он всего три дня проследует…
— Пока и трех дней достаточно, — сказал господин Фотиаде, натягивая форменные брюки. — Он и там ходил не чаще.
— Стало быть, господин начальник, коли он три дня подряд ходит, надо полагать, мы можем гордиться, а?
— Можем, но не зазнаваться. Он больше за весь год, возможно, и не появится. Ладно, отправляйся в свою будку. Уже половина третьего. Как линия?
— Свободна, как же иначе?
— Закрой ее, откроешь, когда я скажу, — распорядился господин Фотиаде. Голос его стал немного жестче.
— Иду, — сказал стрелочник и вышел.
На улице было душно. Он свистнул Мишку, и собака появилась из темного зала ожидания. Двинулся по тропинке. Через несколько шагов ударил ботинком пустую консервную банку. Наклонился и отбросил ее в бурьян. Войдя в сторожку, зажег лампу и вытащил из-под кровати фонарь. Закопченное стекло было засижено мухами. Он попытался вытереть его снаружи, но грязь не отходила. И он бросил. В темноте, да на такой скорости, сам черт не разглядит, каков его фонарь. Лишь бы было видно, что зажжен.
Потом вышел на крыльцо. После вчерашней жары небо заволокло тучами и вдали за речкой огнем вспыхивали зарницы. В бочажке за сторожкой что-то плеснулось — рыба или утка. Он спустился вниз и направился к стрелке, установленной на главной линии. Протянул руку, ухватился за рукоять и потянул вниз. Послышался скрежет железа. Побеги пустырника между шпалами маневренной линии вздрогнули. На такой-то скорости этот состав мог бы врезаться прямо в дощатый сарай. Стрелочник дернул рукоять вверх, и стрелки снова придвинулись к главной линии. Затем он отправился к сигнальному рычагу и поставил красный круг перед фонарем. Таково желание бедняги начальника. Хочет сам дать составу зеленый свет. Начальник всегда начальник. Стрелочник вернулся в сторожку и взглянул на большой будильник, тикающий на окне. Оставалось еще семнадцать минут. Он вынул из портсигара сигарету и вышел на улицу. На вокзале горели все огни — начальник зажег свет и в зале ожидания, и в сарае. Как на Рождество, когда ждут колядующих. Если они приходили — семь километров по рытвинам и ухабам из-за каких-нибудь десяти — пятнадцати леев и стопки цуйки идти не стоило.