— Так ты мечтательница, Фрэнсис. Подожди, вот случится что-нибудь гадкое, и тогда ты очнешься и захочешь домой.
— Уже случилось, а я все не очнусь. Хотя мне бы очень этого хотелось, — вздохнула она, — потому что я начинаю чувствовать себя как Винни.
— Кто такая Винни?
— Персонаж из «Счастливых дней». Пьеса Бекетта. Ее похоронили в песке. По пояс, в первом акте, и по горло — во втором. Но несмотря ни на что она продолжает болтать, а меня по колено закопаешь — я уже дышать не могу.
Она встала и подошла к окну.
— Ричард где-то там, Лина. И он думает, что я его не люблю. А я его очень люблю. Так сильно, что меня охватывает ужас, ведь не бывает любви без страха, а страх делает людей раздражительными. Я пыталась убежать от этой любви, объехав Индию вдоль и поперек, будто искала место, где можно спрятаться, но не могла отделаться от этого чувства. Где бы я ни находилась, я все равно любила Ричарда… И вот последствия. Я пытаюсь убедить себя, что боюсь оседлой жизни, а на самом деле я страшно боюсь его потерять. Легко ему любить меня в дороге, когда все каждую минуту меняется, но будет ли он так же очарован мной день за днем, в четырех стенах? Глядя на одни и те же грязные кружки из-под кофе в раковине по утрам. Если я не буду загорелой, как сейчас, не буду порхать в прозрачной блузке и легких сандалиях, а вместо этого буду бледной, буду носить жилетки и шерстяные носки, будет ли он так же меня любить? Или же задумается: куда же подевалась та заводная Фрэн?
— Любовь всегда может закончиться, почему — не угадаешь.
Фрэнсис пододвинула одиноко стоящий стул и села, пытаясь вдохнуть хоть немного свежего ночного воздуха за окном.
— Понимаешь, когда я ездила во Францию несколько лет назад, я побывала в средневековом замке — где-то в Жура, — и там в одной из комнат в стене была… ну, что-то вроде ниши. Закуток между внешней и внутренней стеной. В этом-то закутке много веков назад хозяин замка заточил свою жену, когда узнал, что она ему изменила. В стене он проделал щель, сквозь которую была видна опушка леса на пригорке, и там он, на опушке, повесил на дереве ее любовника и оставил его тело болтаться там все одиннадцать лет, что она провела в заточении. Можешь себе представить, одиннадцать лет! Я постояла на том месте, где она провела одиннадцать лет. Шириной, может быть, с четыре гроба, если их положить в ряд. Там был высокий потолок, так что над ней открывалось большое пространство, но ей от этого было не легче.
— Она выжила?
— Да. Я не помню, то ли ее муж умер, то ли освободил ее, но я точно знаю, что она оттуда выбралась. Так что, если она прожила одиннадцать лет в каменном мешке — и осталась в живых, мы с тобой уж точно не пропадем.
— Tы рассказала эту историю, чтобы мне стало легче?
— Так, просто вспомнила.
Фрэнсис вернулась к своей кровати и прилегла.
— Знаешь, я даже не имею понятия, где сейчас родители Ричарда. Они поехали в Австралию проведать двух его сестер, они там живут. Но я не знаю их адреса, а его брат живет в плавучем доме в Ирландии, так что, если с ним что-то произошло, я даже не смогу им об этом сообщить.
— Skitsnack. С ним все будет в порядке. Он просто отстал от поезда, вот и все.
— Точно, поэтому я должна поехать за ним.
— Но только если для этого не надо возвращаться в пустыню. Не думаю, что он будет этому очень рад. В Египте, в посольстве, тебе помогут его отыскать.
— Да нет же. Вы все как сговорились с этим Каиром, но вы не правы. Слишком далеко. Получается, что я его бросила на произвол судьбы. А если б ты была на моем месте? Как бы ты поступила?
Лина на секунду задумалась и спросила:
— А каков Ричард в постели?
Фрэнсис рассмеялась.
— А это здесь при чем?
— Даже я отправилась бы в долгий путь на поиски мужчины, если он хороший любовник, — со смешком ответила Лина.
— Наверное, такой мужчина, как Фредрик?
Лина вздохнула:
— О да, как Фредрик.
— Давай выкладывай. Расскажи мне обо всем. Теперь твоя очередь.
— В первый раз он любил меня из другой комнаты.
— Что ты говоришь? Да он у тебя волшебник! Как это ему удалось?
— Я сидела на веранде охотничьего домика в парке «сафари» в Ботсване. Он был в баре внутри дома. Он смотрел на меня в дверной проем, а я почувствовала его взгляд и обернулась. И тут же все поняла. Потом оставалось только найти время и место.
— А это было нелегко?
— Пожалуй. Мы путешествовали с группой туристов, поэтому со мной всегда кто-нибудь жил в комнате или в палатке. Однажды мы встретились в кустах, пока все спали, но я испугалась насекомых и змей.
— Вот и вся любовь.
— В итоге все произошло в душевой палатке. Я пошла принять душ, а он зашел за мной — и voila.
— Вот тебе и «вуаля». Tы залетела. А тебе не приходило в голову, что нужно пользоваться контрацептивами?
— Да с какой стати? Мы не собирались этим заниматься. У меня есть друг в Швеции. Я и не думала изменять ему.
— У тебя есть парень? Господи, тебе не кажется, что все и так уже достаточно запутано?
Лина опять хихикнула.
— Да, и его сестра влюблена в Пера.
— А как твой парень отнесется к тому, что произошло между тобой и Фредриком?
— Ему это явно не понравится!
Они засмеялись, на этот раз во все горло.
— А когда его сестра узнает, что Пер тоже влюбился во Фредрика, — хрюкнула Фрэнсис, — она будет вне себя от ярости!
Они попытались успокоиться, но обеим надо было разрядиться, прежде чем все пройдет.
— Значит, сестра твоего парня без ума от мужика, который влюбился в мужика, который развлекается с его сестрой! Боже, а я то думала, что это в моей жизни все наперекосяк.
— Как вы с Ричардом познакомились?
— На самом деле точно так же. Мы были без ума друг от друга, но мы ехали в переполненном вагоне, сначала тащились через всю Югославию, а потом по всей Греции. Бесконечно долго. В Афинах мы жили в студенческом хостеле, я — в комнате для девочек, а он — в комнате для мальчиков, так что к тому времени, когда мы добрались до островов, мы сгорали от страсти.
— Men herregud! Опять!
Лина вскочила и бросилась к двери, оставив Фрэнсис наедине с темнотой. Хоть глаз выколи. Только кусочек неба над зданием, которое находилось за прямоугольным отверстием в стене вместо окна. Невозможно было забыть ту ночь на пляже, когда они с Ричардом в первый раз любили друг друга. В груди защемило. Неужели это никогда больше не повторится?
Через десять минут Лина вернулась.
— Все в порядке?
— Да.
Она легла.
— А чем ты занимаешься по жизни?
— Учу английский в Уппсале.
— Зачем тебе? Ты и так прекрасно говоришь.
— Да, но я хочу стать журналистом, а для этого нужно очень хорошее знание языка.
— А твои спутники?
— У Фредрика семейный бизнес. Они изготовляют оконное стекло. А Пер осенью пойдет в университет.
— У вас еще есть братья и сестры?
— Нет, только мы двое.
— А родители?
— Их тоже двое.
Фрэнсис улыбнулась:
— Вы хорошо ладите?
— Да, у нас очень хорошие отношения.
— Ричард тоже обожает своих родителей.
— А ты?
— Мы никогда не встречались. Я была дома только два раза за последние три года, но в Дублине мы были так заняты друг другом, что просто не было времени съездить в Галуэй повидаться с его родителями.
— Я спросила о твоих родителях.
— Ах вот ты о чем… Ну, как тебе сказать… Это длинная история. Я хорошо ладила с папой, он был замечательным человеком, но он умер, когда мне было семнадцать. А мама, ну, она ненормальная. Когда я росла, она была вся в работе, и ее не волновало, где я и что делаю. А если меня это доставало, она говорила, что все дело в ее артистической чувствительности… В смысле — она витает где-то в других сферах, и мне придется с этим смириться. Судя по всему, материнство ничего для нее не значило. Мы с сестрой обычно шутили, что гормоны, которые отвечают за материнство, не дошли до ее мозга. Инстинкт заботы о своем потомстве отсутствует начисто.