— Зверя не гарантирую, но следы мы тебе покажем, следы наверняка сегодня будут свежие, — пообещал Муромский. — Можешь их сфотографировать, если есть чем. А нету — я «мыльницу» дам.
— «Звериный оскал грабительской клики Чубайса!» — выдал очередной заголовок Лузгин. — «Эксклюзивные снимки: еврейские олигархи-живоглоты наследили на русской земле!» Слушайте, не будем форсировать события. Дайте мне осмотреться, хорошо?
— Толку от вас, журналистов… — буркнул Муромский. — Скажи честно, тебя-то хоть не купили гады?
— Да кому я нужен… — отмахнулся Лузгин. — Даже не предлагали. А потом, у них все равно столько денег нет.
— У них — есть, — убежденно сказал Муромский. — Ну ладно. Я сейчас.
Он скрылся за домом и через пару минут вернулся с собакой на поводке.
— Пират, — гордо представил Муромский небольшую остромордую лохматую псину с загнутыми кончиками ушей.
— Жалко, — сказал Витя.
Муромский утвердительно хмыкнул и пошел к околице.
— Фонари-то у всех? — спросил он через плечо. — А то могу дать. Андрей, у тебя где?..
Лузгин достал из кармана миниатюрный, в пол-ладони, плоский фонарик и, не дожидаясь ехидных реплик, сдвинул регулятор. На улице смеркалось, до полной темноты было еще далеко, но узкий луч шибанул вдоль улицы.
— Энерджайзер, — сказал Лузгин. — Маленький, да удаленький. Светит отменно, правда, батарейки жрет.
— Модный парень Андрюха, — хмыкнул Витя. — Всегда был пижон. Весь в отца. Эх, Димка, Димка, дружок мой, рано ты помер…
Ополчение принялось вздыхать, Лузгин закусил губу. Отец его тоже, как и многие из местных, не пережил суровые девяностые. Сгорел. Андрей осиротел гораздо раньше, чем хотелось бы, частенько ощущал себя, будто ему в жизни чего-то очень важного недодали, и втайне осуждал знакомых, которые собачились с родителями. Полноценная, в три поколения, семья была, по его мнению, безусловным благом.
Как так вышло, что собственный брак Лузгина оказался в фазе полураспада, Андрей сам до конца не понимал. И в Зашишевье его пригнала настоятельная потребность очистить душу, разобраться в себе, отрешившись от московской суматохи. Побыть наконец одному — в надежде, что именно временного одиночества ему не хватало последние годы и вскоре, отдышавшись, он сможет вернуться домой свежим и готовым любить дальше ту, которую по-прежнему хотелось любить, но уже не очень получалось.
А у них тут зверь.
— На всю жизнь запомнил, — буркнул Лузгин тихонько, Вите на ухо, — эту вашу историю про «камень надо передвинуть».
— Гы! — гордо сообщил Витя.
— У Козла потом доска не пролезала, а дяде Юре надо было срочно по-французски перевести, что на бутылке написано. И все в один день.
— Гы! — повторил Витя еще громче и удовлетвореннее.
— Я к вечеру протрезвел немного, вышел прогуляться, а отец на Крестах с какого-то мотоциклиста пытается шлем содрать, до дома, мол, дойти…
— Не-е, это Юра. Димка-то в шлем вцепивши, а Юра и говорит — ну чего тебе, жалко, одолжи дружку моему шлем, домой сходить, он без шлема уже не может…
Село осталось за спиной.
— Ну что, дедушка, куда живца? — спросил Муромский.
— А вон, — сказал отставной егерь Сеня, главный авторитет в охотничьих вопросах, указывая на одиноко стоящую полевую сосну. — Прямо туда. И не сомневайся, милок.
Муромский вздохнул и повел Пирата к сосне. Пес бодро семенил короткими лапами и слегка подпрыгивал. Ему было весело. Пока что.
— И не сомневайся, — повторил Сеня.
Сеню вообще-то звали, как и Муромского, Сергеем. О чем Лузгин, которого Сеня еще годовалого на коленях нянчил, узнал через четверть века, и то случайно. Как говорил отец: «Здесь имена выбирают людей, а не наоборот». Действительно, стал же Мурманский (по паспорту Иванов) — Муромским, Яшины — Яшкиными, и называли же одного плотника всю жизнь Козлом. Ничего, уважаемый был человек. Что интересно, вовсе не Козлов по фамилии…
Трудно не полюбить такие места. Это Лузгину тоже отец говорил, и с годами сын понял — да. Не захочешь полюбить — хотя бы оценишь по достоинству. Здесь человека принимали не каким он хотел казаться, а каким на самом деле был и, возможно, никогда себя не видел.
— Значит, ты, милок, туда иди, — распоряжался Сеня. — А ты, милок, вон туда…
— Встаем на номера, — буркнул кто-то.
— А ты, милок, — это уже Лузгину, — давай с Витей. И поперед него не стреляй, ты ж на зверя-то…
— Не ходивши, — перебил Лузгин. — Все нормально, дядь Сеня, я буду тих и скромен.