Забыть, думал Чехлов, забыть к чертовой матери.
Он вроде бы и забыл. Но, умотавшись за день, перед тем как ехать домой, все же завернул в тот проулок вдоль серого цементного забора, даже проехал мимо проклятого тупика. Тупик был пуст, и никакая иномарка возле девятиэтажки не стояла.
Бессмысленно все, только время потерял.
Он прекрасно понимал, что бессмысленно — но и на следующий день наведался в тот проулок. Потом приехал утром, к восьми, спрятавшись за беседкой во дворе, целый час следил за обывателями, спешащими на работу. Кроссовки ни у кого не сверкали. Безнадега.
Два дня он не отвлекался на химеру. На третий, вечером, попался клиент до Преображенки, и Чехлов все же потратил четверть часа, сделал крюк до памятного проулка. Темно-синяя «вольво» стояла почти на том же месте. Не новая, сильно не новая, лет восьми, наверное, — но ведь не «москвич», а «вольво», пятнадцать лет без ремонта ходит…
Чехлов проехал мимо тупичка, там было пусто, и, покрутившись между домами, внутренним проездом вырулил на проезжую улицу. Поставил машину. Взял нож, спрятал под курточку. Пешком прошел к уже освоенной беседке.
Значит, так, соображал он, ловят левака, загоняют в этот тупик, прокалывают колесо, после чего один идет домой, а другой уезжает на своей иномарке. И все. Никакого риска. Нынче убийства не расследуют, а уж такую ерунду…
Стало совсем темно, когда какая-то легковушка мазнула фарами по серому забору. Свернула в тупик. Ясно.
Времени было в обрез. Чехлов подбежал к иномарке и ножом шарахнул по колесу. Потом — по второму. Потом — по третьему. Уж трех-то запасок у этих подонков точно нет! Он не знал, отчего дрожит: то ли от волнения, то ли от страха, то ли просто замерз в своей засаде. Уже отойдя метров на пять, вернулся и проткнул четвертое. На щербатом тротуаре увидел кусок асфальта и запустил в лобовое стекло — оно хрустнуло и пошло трещинами. Внезапно машина заорала — включилась сигнализация. Чехлов сорвался с места и побежал между домами к проезжей улице, к оставленной машине. Завелась, слава богу, сразу.
Минут двадцать Чехлов листал улицы и переулки, успокоился только у Савеловского. Погони не было, да и быть не могло, на ободах, что ли, поедут. Да и за кем гнаться, кто его видел? Если он петлял, путал следы, то просто по инерции. Озноб остался — но теперь это был озноб азарта. Он чувствовал себя, как восьмилетний пацан, сумевший отомстить великовозрастным обидчикам. Он прикидывал, во что шакалам обойдется ремонт иномарки. Тысячи баксов, к сожалению, ни при каком раскладе не набиралось — но ничего, пусть побегают, помучаются, поломают голову, чья неведомая рука хрястнула по морде. По крайней мере, тогдашнюю радость он им точно перебил. Суки! Чехлов удовлетворенно усмехнулся. Денег не прибавилось, зато самоуважение вернулось.
Было уже поздно, практически ночь. Но домой Чехлов не торопился. Пропал, по сути, весь вечер, самое рабочее время. Однако и начало ночи было не хуже: поздние поезда, рестораны, клубы. Прямо у Савеловского он взял мужика с двумя аккуратными корзинами, довез до Арбата и почти сразу посадил двух проституток, перебиравшихся из одного клуба в другой. Девчонкам не повезло, в «Метелице» шлюх было полно, а клиентов мало, пришлось искать место поприбыльней, оправдывать рабочий день. Как и Чехлову надо было оправдать свой.
Последнего клиента он высадил у Яузских ворот, напротив Библиотеки иностранной литературы. «Иностранка» была темна, лишь два фонаря светились у входа, да блекло желтело окошко на первом этаже — охранники либо дремали, либо убивали время за картишками. Когда же я был тут последний раз, подумал Чехлов. Вспомнил — лет шесть назад, когда начинал докторскую. Просматривал никому не нужные журналы, делал никому не нужные выписки.
Сколько же изменилось с той поры! Все изменилось. И прежде всего он сам. Чехлов вспомнил, как два часа назад уродовал машину своих обидчиков, и засмеялся, представив себе, что подумал бы тогдашний «пан профессор» про себя нынешнего. Бомж, маргинал, дикарь. Дикарь — это точно. При диком рынке и должны выживать дикари, это их время. Господи, если ты есть, спасибо тебе за то, что после профессорской жизни дал мне вторую — дикарскую. Спасибо за деньги, которые, даже потеряв, можно назавтра заработать. Спасибо за возможность мести и за способность отомстить. Спасибо за независимость, за авантюрную радость дикарства…
В этот вечер Чехлову еще раз повезло: богатый пьянчужка, последний клиент, оказался почти соседом, пообещал не обидеть и обещание сдержал — за дорогу, в любом случае неизбежную, дал пятнадцать баксов.