Хозяйка вдруг сказала:
— Борис, ты хороший человек. Ты умный мужчина, и ты меня спас. Утром я чувствовала себя глухонемой: я никого не могла понять, и меня никто не мог понять. А теперь я чувствую себя… — она задумалась и вдруг захохотала, — …теперь я чувствую себя свободной московской женщиной. Спасибо тебе!
— Да ладно! — отмахнулся Чехлов. Он даже расчувствовался. А чего — баба как баба, не хуже других. Дура? Очень может быть. Но ведь и дурам жить хочется…
Подъехали к дому, и Чехлов вдруг остро почувствовал всю убогость своего жилья: пятиэтажная хрущеба с захламленными балконами, два ржавых мусорных бака почти напротив подъезда, щербатый асфальт, пыль, ощущение общей разрухи. Но — что делать! Такая судьба, такая страна, и другую взять негде.
Он торопливо провел американку в подъезд, извинился за отсутствие лифта, пешком поднялись на четвертый этаж. Чехлов шел сзади, тащил букет. У двери передал цветы Ронде.
Увидев огромный букет, Анька растерялась, а когда Ронда с ней расцеловалась, вообще чуть не расплакалась, стала извиняться за беспорядок, понесла всякую чушь. Чехлов перевел: жена очень рада познакомиться с гостьей столицы. Потом пили чай на кухне, и он объяснил, что это московская традиция, потому что при диктатуре правду можно было говорить только на кухне. Тут же понял, что сморозил глупость: почему, например, нельзя было говорить правду в спальне или в ванной? Но американка выручила, сказав, что она всегда сочувствовала русским людям, потому что Америка свободная страна и в ней можно говорить правду везде, где хочешь, она надеется, что теперь и в России будет так же. Она вообще вела себя на удивление корректно, хвалила чай, хвалила конфеты. Впрочем, про яблоки сказала, что в Америке они гораздо крупней, но тут же, спохватившись, заметила, что ей лично больше нравятся мелкие, потому что они вкусней.
— Это натуральный продукт, — сказала она, помахав яблоком перед носом у Анны, — я всегда предпочитаю натуральные продукты.
— Хвалит, — перевел Чехлов.
Потом Ронда сказала, что хотела бы сделать несколько снимков. Она попросила Чехлова и Анну сесть рядом и обняться, потом сняла стол с разномастными тарелками, потом спальню. Было нечто унизительное в том, как эта благополучная глупая иностранка ходила по квартире, фотографируя то вытертый коврик у кровати, то вешалку, где вперемешку висели летние курточки и зимние пальто, которые некуда было девать в тесной квартирке, то узкий коридор с открытой дверью в крохотную уборную. Унитаз давно пора сменить, да где деньги…
— Я напишу о России для газет моего отца, — объяснила она Анне, — нашим читателям будет интересно узнать, как живут простые русские люди.
— Журналистка, мать ее! — перевел Чехлов.
Пока Ронда шастала по квартире с фотоаппаратом, он быстро сменил рубашку и надел единственный приличный пиджак. Прощаясь с Анной, американка снова поцеловала ее и сделала последний комплимент:
— У вас прекрасный муж, вам можно позавидовать. Он знает два языка. Он интеллектуал.
— Муж у тебя замечательный, — перевел Чехлов, — она завидует.
— У нее, наверное, не хуже, — попыталась вернуть комплимент Анька, но он прервал:
— У нее никакого нет.
Анька посмотрела на него недоверчиво.
— Вот так вот, — сказал Чехлов, — мужей надо беречь. Ладно, поеду, отвезу.
— Только осторожней, — попросила жена, — ночь уже.
— А что делать — выставить из дома, и пусть сама добирается?
В дверях он пропустил Ронду вперед и, обернувшись, торопливо сунул в руку Анне зеленую бумажку. И снова почувствовал унижение, видя, как изумленно вскинулись брови и судорожно сжалась ладонь жены. Ведь нормально живем, подумал он, не хуже, чем миллионы других. А заглянет вот такой бабец из жирной страны, увидишь собственный быт ее глазами — нищета нищетой…
Ронда жила в новой дорогой гостинице близ Садового кольца. Чехлов проводил ее до дверей, протянул визитку, оставшуюся от более стабильных времен. Американка карточку взяла, но решительно возразила:
— Нет, нет, ты должен подняться со мной. Ты должен меня проводить.
— У нас не разрешают… — начал было Чехлов, но Ронда уверенно прервала:
— Я плачу им деньги, и я имею право жить так, как удобно мне.
Свободная женщина оказалась права: портье с сомнением глянул на Чехлова, но перевел глаза на хозяйское лицо Ронды и с легким поклоном протянул ключ. Даже подкупать не надо, подумал Чехлов: деньги обслуге дают бедные, богатым достаточно их иметь.