В горах существует только один способ ответа на подобные слова, но Барри не прибегнул к нему. Меланхоличные карие глаза расширились, парень вздохнул и медленно отхлебнул лимонад из стакана. В зале наступила абсолютная тишина. Мужчины боялись посмотреть друг другу в глаза. Плохо, когда один человек сносит оскорбление от другого, даже несмотря на то, что этот другой — Стрэнн. Джерри тоже отвел взгляд от своей жертвы и вздрогнул, самая ужасная смерть не так противна, как трусость.
Дьявол, сидевший в нем, заставил его оглядеться в поисках новой мишени. Барри скрывался от всех угроз за весьма странным барьером. Джерри нашел новую цель мгновенно. Его взгляд устремился в угол и обнаружил там сверкавшие зеленые глаза собаки. Он ударил по стойке.
— Разве здесь псарня, черт побери? — закричал бандит. — Я должен пить на скотном дворе? Что тут делает собака?
Стрэнн схватил тяжелый стакан с остатками виски и швырнул его в пса. Вздрогнув от удара, тот не издал ни звука. А через мгновение черная молния распорола комнату. Тишина только подчеркивала ужас подобной атаки. Выкрикивая проклятия, Джерри только успел схватиться за револьвер, но не воспользоваться им. Однако прежде, чем пес вцепился в Стрэнна, прозвучал окрик:
— Барт!
Голос застал зверя в прыжке, пес приземлился на пол и скользнул к ногам Стрэнна.
— Барт! — снова зазвенел голос.
Распластавшийся на полу пес дюйм за дюймом пополз на брюхе обратно. Он покорился, но глаза его яростно сверкали.
— Посмотрите на него! — выкрикнул Стрэнн, подняв револьвер и прицеливаясь. — Боже, он же бешеный!
— Подождите! — приказал тот же голос, что остановил пса. Такой голос не мог прозвучать из уст Барри. Негромкий, но звенящий сильнее колокола, в нем слышался лязг металла. — Не делайте этого, Стрэнн!
Все в баре поняли, что не стоит мешать двум мужчинам выяснять отношения. Теперь между собакой и человеком сразу же образовалось открытое пространство.
— Барт! — снова прозвучала команда. — Ко мне!
Пес повиновался. Джерри опустил револьвер и улыбнулся.
— Я не сражаюсь с человеком, — любезно заявил он. — Мне это не нужно. Но ты, скотина, не встревай между нами. Когда я прицелюсь, то пристрелю проклятого волка.
В «Трех „Б“ хорошо знали, как выглядит Стрэнн в драке, и люди вспоминали его до самой смерти в своих мирных постелях. Однако никто из присутствующих даже не взглянул на Джерри. Все уставились на изящного чужака. Лицо Барри вовсе не превратилось в уродливую маску. Напротив, оно стало еще более прекрасным, потому что Барри улыбался. Всех приковывали его глаза. В коричневой глубине разгорался свет, желтое неземное мерцание, подобное тому, что иногда возникает самой темной ночью.
Джерри никогда не был трусом. Он смотрел на этот желтый, мерцающий, переменчивый свет, смотрел пристально, и странное чувство переполняло его. Не страх, нет. Долгий опыт научил его, что в «Трех „Б“ нет ни одного человека, за исключением его ужасного брата, кто мог бы выхватить револьвер из кобуры быстрее Джерри. Но Стрэнну казалось, что сейчас ему пришлось столкнуться с чем-то большим, чем неимоверная скорость, человеческая сила и уверенность. Он не мог бы объяснить, на чем основывалось такое чувство. Скорее, им овладело сильное неясное предчувствие дурного, владеющего жизнями других людей. Оно-то и заставило Джерри испытать удивительную слабость.
— Я привык, — сообщил Стрэнн, — убивать бешеных собак, стоит им только попасться мне на глаза.
И он снова улыбнулся.
Мужчины довольно долго стояли, молча разглядывая друг друга. Каждый мускул Стрэнна напрягся, а улыбка закаменела на губах. Когда он наконец пошевелился, его рука конвульсивно дернулась, и, как рассказывали потом, револьвер выскользнул из кобуры прежде, чем невозмутимый незнакомец отреагировал. Никто не заметил, что произошло. Может ли глаз проследить сокрушающий удар плети?
Верно только одно. Указательный палец Стрэнна не коснулся спуска, а револьвер безвольно повис в его руке. Джерри сделал шаг назад, идиотски улыбаясь, и красное пятнышко расплылось на его груди. Затем он упал на пол лицом вниз.
Глава 10
«ДОРОГАЯ АДЕЛИНА»
Толстяк Мэтьюз запыхавшись вбежал в салун. Он принадлежал к людям, сочетавшим телосложение бездельника с чисто американской страстью к действию, поэтому всегда спешил и всегда задыхался. Если Мэтьюз ехал верхом, пот сочился из каждой поры его тела; а после стакана виски он едва переводил дыхание. И это при том, что помощник шерифа обладал достаточной выносливостью, в чем пришлось убедиться многим мужчинам в «Трех „Б“. Он стеснялся своей полноты. Представьте себе душу орла в теле свиньи, и тогда вы поймете Толстяка Мэтьюза. Жир заполнял его сапоги, словно вода, и когда толстяк шествовал, то его сопровождал чмокающий звук. Жир перекатывался вдоль его челюстей, сделал дряблым лоб, почти затопил глаза. Но ничто не могло скрыть ястребиного носа и сверкания наполовину похороненных в жиру глаз. Все это обрамляла коротко подстриженная седая щетина. Толстяк привык мурлыкать себе под нос, чтобы скрывать одышку. Итак, Мэтьюз вошел в бар, его маленькие заплывшие глазки пристально рассматривали лица в салуне. Затем он опустился на колени возле Джерри.
Мэтьюз мурлыкал, рассматривая рубашку Стрэнна, мурлыкал, когда доставал из сумки бинт и вату. (Вдобавок к профессии шерифа, шулера, рудокопа и ковбоя, толстяк еще располагал и талантом врача. ) Заинтересованные ковбои столпились вокруг. По указанию шерифа кто-то принес воду, остальные подняли и перевернули Джерри, пока Мэтьюз делал перевязку. Парень не приходил в сознание. Толстяк начал перемежать мурлыканье репликами.
— В тебя стреляли спереди, моя прелесть, верно? — проговорил он и начал мурлыкать, обматывая бинтом грудную клетку раненого: — Милой Аделине, моей Аделине подарю ночью сердце свое… Куда смотрел Джерри, когда его подстрелили? — спросил Толстяк. — О'Брайен, может, ты видел?
Бармен откашлялся.
— Я ничего не видел, — спокойно отозвался он и стал протирать стойку, без того отполированную до блеска.
— Ладно, — пробормотал Мэтьюз. — Все эти птички получают свое. А Джерри даже несколько запоздал. Лью, ты видел?
— Да.
— Какой-нибудь пьяный громила?
Лью нагнулся к уху стоявшего на коленях Толстяка и коротко что-то прошептал. Мэтьюз широко открыл глаза и принялся ругаться до тех пор, пока одышка снова не заставила его замурлыкать.
— Выстрелил ему в лицо? — выдохнул он наконец.
— Джерри уже достал свой револьвер, прежде чем чужак пошевелился, — заявил Лью.
— Это невозможно, — выдавил Толстяк и спокойно продолжал напевать: — Всегда в мечтах твое лицо… — Мэтьюз быстро добавил, закончив перевязку: — Куда он пошел?
— Никуда, — ответил Лью, — он только что вышел.
Мэтьюз снова выругался, а затем сообщил:
— Похоже на самозащиту, верно?
О'Брайен перегнулся через стойку.
— Послушай, Толстяк, — серьезно сказал он. — В этом нет сомнений. Джерри первым начал. Он пытался пристрелить волка, принадлежавшего этому парню Барри.
— Волка? — перебил шериф.
— Собаку, полагаю, — уточнил бармен. — Не знаю. Как бы то ни было, Джерри сам виноват. Этот Барри просто закончил дело. Я думаю, парня не стоит арестовывать. Или ты хочешь подержать его здесь для Мака Стрэнна?
— Такова моя работа, — проворчал блюститель порядка. — Эй, ребята, возьмите Джерри и отнесите его в комнату. Через минуту я поднимусь.
Пока выполнялись его указания, Мэтьюз тяжело протопал через зал и вышел на улицу. Там он увидел только одного человека — седлавшего черного коня. Толстяк направился к нему, но огромная черная собака, появившаяся неизвестно откуда, преградила дорогу. Пес молчал, но зубы и глаза выглядели достаточно красноречиво, чтобы остановить любого храбреца.
— Вы Барри? — спросил Мэтьюз.
— Да, так меня зовут. Иди сюда, Барт.
Большая собака отступила, но глаз с Толстяка не спускала. Мэтьюз осторожно приблизился к всаднику. Совершенно очевидно, что тот не торопился уезжать.