В других местах комсомольский патруль задерживал в основном рабочих одного строительного участка. У них вчера выдавали зарплату, вот они и обмывали ее.
На одной из улиц подобрали пьяного паренька, притащили в вытрезвитель, это оказался рабочий того же стройучастка, Олег Казаков.
После облавы дружинники снова собрались в городском штабе. Выслушав рассказ Ложкина о нападении на него пятерых парней, Пушин насторожился. Именно о долговязом и его приятелях рассказывала ему кондуктор трамвая, девушка, к которой привел Пушина трамвайный билет, найденный около убитой Зои. Кондуктор тогда говорила о ватаге приметных подвыпивших ребят, ввалившихся в вагон на остановке возле общежития строителей. Она запомнила их и потому, что пассажиры не хотели брать билеты, ругались. Только один, деликатный такой, изящный, сжалился над растерявшейся девушкой и купил билеты, роздал гогочущим товарищам. После полуночи на предпоследнем рейсе двое из ребят опять вбежали в вагон, протрезвевшие, настороженные, тихо топтались на задней площадке. Сошли они там же, где и садились, — у общежития строителей.
Тут же, на ночном совещании, Пушин попросил Ложкина завтра сходить на стройплощадку, якобы в поисках работы, и попытаться опознать напавших на него с целью ограбления. Пушин сказал, что на завод Ложкин может не ходить, туда позвонят и объяснят причину отсутствия.
С этой же целью отправился на стройучасток и сам Пушин. Работа предстояла не такая уж простая. На стройках людей много — пойди найди среди них подозреваемых. Похожих друг на друга тьма-тьмущая, в особенности, когда они одеты почти одинаково. Кроме того, кондуктор и Ложкин видели парней мимолетно, каждый на свой манер — попробуй найди именно тех, которые садились в трамвай и нападали на Ложкина. На лице у человека не написано, кто он. Хороших людей много, а преступников — раз-два и обчелся. Из тысячи нужно найти одного — того самого, которого следует прибрать к рукам.
Пушин вышел на окраину города, поднялся на холм. Впереди раскинулся березовый колок — прозрачный, залитый солнцем, сверкающий сочной зеленью. За куртиной поднимались в высокое небо башни, над которыми, как над гнездами, краны покачивали своими длинными журавлиными шеями.
Пушин остановился, залюбовался видом березового леска, башен-гнезд и кранов-птиц. Над ними синее-синее небо, перечеркнутое, как мелом, белой дорожкой — следом реактивного самолета. Красота! Как хорошо жить под этим блескучим небом, под этим ласковым солнцем, в светлых башнях-гнездах, откуда видно вокруг ясно и далеко!
«Сегодня так много работы, а я настроен не по-деловому», — подумал Пушин, встряхиваясь. После милицейской школы у Пушина это было, пожалуй, первое серьезное оперативное задание. Надо постараться.
Лейтенант совсем молод и холост. Некоторое время он жил в общежитии с товарищем по работе, но тот быстренько оженился, и Пушин ушел, уступив соседу комнату. Устроился на квартире у старушки. Ему очень повезло: Христофоровна добрая женщина, приняла его как сына, печется, кормит и поит, обстирывает. И даже не берет плату за квартиру — сердится, если Пушин пытается подсунуть старушке деньги. Лейтенант под разными предлогами все-таки платит: то шаль купит, то ботинки, то платье. А недавно пальто вместе с Христофоровной купили — модное, добротное. В кассу платил Пушин; заплатил много, а Христофоровне назвал сумму в два раза меньшую. Зимой хозяйка хотела нанять дровоколов — поленницу пополнить, так Пушин не разрешил, показав сильные руки, сказал: «Христофоровна, я не только хлеб есть да ложкой хлебать умею». И вместо утренней зарядки принялся пилить и колоть дрова. Поленницу под самые застрехи выложил. Неплохо так вот жить: на добро отвечать добром, делать человеку приятное, хорошее.
Но то простая работа. А как пойдут дела в милиции? Пушина тревожило — на месте ли он, тем ли делом занимается. Работа в милиции нравилась, но не было опыта, хватки, уверенности. Вот при составлении протокола об избиении Бушмакина дал осечку, не записал всех свидетелей, упустил многое, отнесся к происшествию легкомысленно. Хотя и не зря, но лишнего попало ему за это от Белова. Лишнего. Капитан больше кричит, погоняет: «Давай, давай», а толкового слова, совета от него не слышишь. Попадаются же такие начальники! Майор Варламов — тот совсем другой. Человек! Выслушает, расспросит, объяснит, поправит. И все это — уважительно, спокойно, дружески. Любое его приказание хочется исполнить с полной отдачей.