Белов незаметно впал в пафос. Подполковник слушал его с большим вниманием, изредка кивал головой.
— Понимаю, понимаю...
Уловив в молчании и односложном поддакивании подполковника скрытое неодобрение, капитан осекся, загнал палец за ворот кителя, с досадой покрутил головой.
— Надеюсь, вы правильно поняли меня, Василий Харитонович? Думаю взять дело в свои руки. Полностью. Иначе нельзя. У Варламова притупилось чувство ответственности. Да и на пенсию собирается, в любое время может подать заявление. Вот и возится помаленьку, отбывает время-бремя. Уйдет — оставит дело незавершенным. И нам все равно придется прийти к вам и сказать: преступников не поймали.
— Значит, уже поднимаешь руки вверх, подставляешь лоб, капитан Белов? — усмехнулся подполковник.
— Ни в коем случае, Василий Харитонович! — энергично запротестовал Белов. — Наоборот. Полон решимости действовать. Но надо убрать с пути помеху.
— Помеха — Варламов?
— К сожалению. Мне в отделении нужны не созерцатели, а оперативные работники — навалистые и хваткие. Майор Варламов тоже был когда-то ярым и бравым. Но годы, годы... Не те годы. Все будем старыми. Придет срок — и нам придется уступить дорогу молодым.
— Ну, вы едва ли кому уступите дорогу и в семьдесят, — засмеялся подполковник. — Неужели Варламов так уж стар? Сколько же ему лет, я что-то не помню?
— Точно и я не знаю. Возраст пенсионный — это точно. А мне бы работника помоложе. Шустрого и исполнительного. Чтоб у него под руками все кипело и шкварчало.
— Кипело и шкварчало, — повторил подполковник. — Но бывает и так: много визгу — шерсти мало. А о Варламове... Вот мы сейчас справимся в отделе кадров, — подполковник взглянул на разноцветные телефонные аппараты, снял белую трубку. — Михаил Алексеевич? Здравствуйте. Говорит Барабанов. Михаил Алексеевич, на тебя жалоба, говорят, ты не знаешь своих подчиненных. Иные из них уже давно достигли пенсионного возраста, а ты их держишь на высоких должностях вместо того, чтобы отправить на заслуженный отдых. Кто жалуется? Да я же, я, собственной персоной. Короче говоря, интересуюсь Варламовым из райотделения. Да, да, майором Варламовым. Говорят, ему пора выходить на пенсию. Посмотри, пожалуйста. Нет, нет, не обязательно сию минуту. Просто надо бы выяснить, сколько человек отслужил, каков возраст, не пора ли на пенсию. Да, завтра позвони мне. Что нового? Ничего нет, говоришь. У нас тоже новостей нет. А? Нет, с Бушмакиным и Ермаковой не завершено. У-ва-жа-е-мый Ми-ха-ил Алек-се-е-вич, — по слогам протянул подполковник, — хоть бы ты не теребил сердце этими вопросами. Нас уже и Москва об этом запрашивала, а мы ни «бе» ни «ме», сидим, как любит выражаться капитан Белов, на манер пушкинской бабы-дуры у разбитого корыта. Не по зубам орешек, выходит, — Барабанов покосился на Белова, покачал головой. — Хорошо. Ну, до свидания.
Положив трубку, подполковник сказал:
— Бушмакин и Ермакова в зубах завязли у всех. Пора бы уж кончать.
— Но как? — откликнулся живо Белов. — Козлова надо взять за загривок. Морозов не разобрался в этом смутном человеке. Я с Козловым беседовал сам: явно преступная личность. Прикидывается дурачком, играет в наивность, запутывает следы. Врет. Я разбиваю его вранье одно за другим: возвратился домой поздно, потерял берет и купил другой, оставил бутылку из-под вина. Он же не отрицает, что был в том самом подвале, где лежал труп Ермаковой. Фактами приперли — где же откажешься. Но теперь долдонит: не видел, не слышал, пьян был, не знаю, не помню... Морозов считает, что завхоз к убийству не причастен. Милое дело! Ссылается на криминалистику: следов крови на одежде не оказалось, отпечатки пальцев на расческе не Козлова. Ну и что? У него мог быть и сообщник. Надо прижать Козлова, а Морозов его отпустил. Я с этим не согласен, Василий Харитонович. С мягким сердцем ведет следствие Морозов. А с преступниками на мягком сердце далеко не уедешь. Я Морозова почти не знаю, не берусь судить о его деловых качествах, поскольку он пришел ко мне через ваши руки. Но дело Козлова надо вновь поднять, просмотреть свежим глазом-лазом.