Я с трудом оторвался от нее и, переводя дыхание, сказал:
– Я люблю тебя.
Даже в сумерках я увидел, как вспыхнуло ее лицо.
– Я не… не знаю, – с трудом ответила она.
– Я тебя люблю. Я часто говорил эти слова, но не понимал, что это значит. Теперь знаю.
– Я тоже никогда так не любила, – прошептала она, ласково касаясь моего лица. – Я не знала, что можно чувствовать так полно.
– Я люблю тебя, люблю тебя одну, и навсегда, – улыбаясь, сказал я и еще раз поцеловал ее.
Мы поднялись, я нежно взял ее за руку и ласково провел по запястью и выше. Шанкор улыбнулась и сделала то же самое с моей рукой, но улыбка ее внезапно исчезла с лица, и она внимательно посмотрела на мое заклейменное предплечье. Я чертыхнулся про себя.
– Что это значит? – жестко спросила она.
– Я вдовец. Моя жена умерла, она утопилась в первую брачную ночь, я даже не успел… ничего не успел. Я никогда не любил ее, меня заставили жениться на ней.
– Разве можно к чему-нибудь принудить тебя? – зло сказала Шанкор. – Ты даже надо мною имеешь власть!
– Какое значение имеет прошлое, – пожал я плечами. – Я люблю тебя и только тебя одну. Я не могу, и очень сожалею, что не могу, уничтожить шрам, потому что никогда не признавал законность этого брака. Пусть он не беспокоит тебя, любовь моя. На сердце он не оставил отметины, а вот ты исполосовала его вдоль и поперек.
Шанкор отодвинулась от меня и холодно сказала:
– Я не могу оскорбить память другой женщины в тебе. Я не хочу занимать место, которое Богом предназначено для другой.
– Шанкор, это все глупости! – рассмеялся я, приближаясь к ней. – Я люблю только тебя, а для бога это самая важная клятва. Я клянусь, хочешь, я поклянусь тебе в верности и любви до самой смерти, навсегда!
– Я тоже очень люблю тебя, – прошептала она, касаясь моей щеки. – Но теперь, пока, между нами не может быть ничего. Может быть, новый мир спасет нас. Я попрошу у Императора счастья считать этот брак незаконным. После победы мы сможем быть вместе, ведь не будет тогда Ала-Тер. Ты должен идти и не думать обо мне, у нас есть важная цель, самая важная, она больше, чем ты или я. Но помни, что я люблю тебя, – она ласково поцеловала меня и крепко прижалась щекой к груди, слушая сердце.
В лагере раздались крики: звали Шанкор.
Краешком плаща она отерла кровь с моего лица и игриво улыбнулась.
– Здорово ты меня отделала, – рассмеялся я. – Мало найдется женщин с твоей силой. Только больше не бей меня. Я скорее умру, чем причиню тебе вред.
– Я верю, но нам пора. Не хочу думать, что ждет впереди, нам стоит плыть по течению, когда-нибудь оно вынесет нас на берег, я буду молиться, чтобы мы оказались на одном берегу.
Еще раз поцеловав меня, она исчезла в чащобе. В руке у меня остался ее амулет. Сейчас, глядя на него, я вспоминаю тот вечер, и слезы застилают мне глаза. Нет! Тот, кто любит, не рассуждает о любви. Именно так сказал Люся.
Когда я вернулся в лагерь, Нао удивленно посмотрел на меня и поинтересовался, с какой радости я выкупался в такую холодную пору. Я сказал, что упал. Я упал и летел долго-долго, пока паутина мироздания не зацепила меня и не втянула в неведомый мир зазеркалья, где чувства ярче, а жизнь полнее, я барахтаюсь в этой паутине, а когда умру от голода и истощения, Бог приютит меня в мягком небытии.
Нао ничего не понял.
часть четвертая
«Император»
1.
Через неделю мы с Нао подъезжали к каменным стенам Города Семи Сосен. Молодой артак оказался знающим и приятным попутчиком, вследствие чего мы еще больше сдружились. Что это был за человек! – веселый и смелый, озорной и добрый, он не упускал случая пошутить надо мной, бедняжкой Адриатой. Переодеваться в женское платье я не стал, лишь натянул на голову свой подстриженный черноволосый парик, чтобы скрыть цвет волос, единственный в своей неповторимости во всей Империи. С сережкой в ухе, в расшитом золотом кафтане Нао, на горячем скакуне и с мечом на поясе, я чертовски напоминал пирата.
Тот путь, которым мы возвращались, отличался от того, каким мы с Дупелем удирали от Маклаки. Выйдя из леса, мы попали в Лассаго – город, куда первоначально хотел привести меня невменяемый ныне артак. Маленький уютный городок торговцев и охотников. Первые – покупали все, вторые не гнушались охотиться на путников. От Лассаго до Города Семи Сосен вела прямая и очень удобная дорога. Дождей не было давно, поэтому по хорошо укатанной дороге лошади шли быстрой удобной рысью.
Я боялся, и хотел в Город Семи Сосен. Боялся той жизни, того бурного потока, который ждал меня там, опасности, войны, но и одновременно трепетал от предвкушения всего того же. Храбрость в борьбе! Наслаждение в опасности! Но я с тяжелым сердцем покидал Саламанский лес. Я там был счастлив! Я там полюбил женщину, которая оказалась столь непостижима, чтобы, любя, отвергнуть меня, узнав, что я женат, хотя бы и не по-настоящему. Я любил разных женщин, но эта любовь была любовью служения, самоотречения, самая сладкая – недостижимая любовь. Чувство, которое я мог выразить лишь в отваге и собственной гибели.