Меня отвергла женщина, но я не чувствовал себя оскорбленным, я не считал зазорным и стыдным быть не принятым, – я был отвергнут такой женщиной! – это так же приятно, как быть ею обласканным. Меня грело сознание, что она тоже любит, возможно, так же сильно, как я ее, а возможно, и сильнее, ведь для Шанкор не существовало полутеней, получувств, полуцелей. Сердце разрывалось от желания быть с ней, любить ее так, как никого больше. К черту все: воспоминания, прошлую жизнь, цели самоутверждения, помыслы и мечты! Ничего мне не надо, кроме этой женщины. Нет, теперь я не стремился вернуться в свой мир, я не проклинал этого, я рвался назад, в Саламанский лес, к ручью. Да разве зная, что произойдет, я позволил бы ей касаться моих рук?! Ах, Серпулия, какую жестокую шутку сыграло со мной глупое благородство, как по-идиотски все вышло! Желая сделать счастливой тебя, я себя сделал настолько несчастным, что тоска по женщине перекрыла даже тоску по дому!
Видя мое тоскливое настроение, Нао всячески старался меня развлечь. Он рассказывал историю своей страны, заметив мое невежество в этом вопросе, веселил прибаутками из жизни, тренировал мое умение владеть мечом, удачно заметив, что все, что я умею, – заслуга Пике. Каким он был прекрасным бойцом, но он ведь меч держал с трех лет, а я впервые его увидел не в музее два года назад. До чего здорово ощущать в руке тяжелое острое оружие, да еще и понимать, что в твоей руке оно становится опасным и грозным. В свою очередь Нао просто влюбился в хозяина зверя и с завистью смотрел, как ловко я им управляюсь. На вопрос, откуда у меня такой великолепный кинжал, я рассказал ему историю пребывания в хотской деревне. Нао слушал с жадностью и по несколько раз просил меня повторять о том, как я победил серебряного зверя, как бился на руинах деревни, как разделался с пиявкой Донджи. Все эти рассказы я обильно сдабривал прикрасами и выдумками, новыми подробностями моего несуществующего геройства. Нао, который восхищался мною и до этого, теперь зауважал еще сильнее, считая меня не только каро, но и великим воином, как когда-то думал Хоросеф, пока не убедился в обратном.
По обе стороны дороги тянулась угрюмая каменистая пустыня, скалы, редкие кущицы деревьев, сменяющиеся полным их отсутствием. Унылая, грустная местность. Погода была довольно теплой, и Нао с радостью говорил мне о весне и новой жизни, которая начнется, когда мы свергнем набожника, и над Империей вновь воссияет солнце ее прославленного Императора, но судьбе было угодно распорядиться по-иному…
Ровно через неделю после нашего отбытия из Саламанского леса мы стояли перед Западными воротами в длинной очереди желающих попасть в Город. Тлел серый грустный рассвет, на душе было пасмурно и сонно. Толпа перед воротами была вызвана тем, что охрана внимательно осматривала каждого въезжающего: подобное недоверие было вызвано оживлением деятельности повстанцев. В толпе говорили, что особенно тщательно обыскивают седых стариков и женщин, и всех проезжающих проверяют на «истинность волос». Мы с Нао переглянулись и отъехали в сторону, освободив место толстому мужику на телеге, жующему булку.
Нао склонился ко мне и прошептал на ухо:
– Тебе в ворота въезжать нельзя, слишком внешность бросается в глаза. Наверняка, Маклака очень красочно описал тебя, да и обо всех твоих перевоплощениях упомянуть не забыл. Ехать нельзя.
– Но что же делать, Нао? А тебя не узнают?
– Нет, – улыбнулся он, – я так давно не был в Городе, что обо мне уже, наверняка, забыли вспоминать. К тому же я хотел бы посмотреть ворота, что называется, в натуре с этой стороны. Что же делать? – Нао с тревогой посмотрел на уменьшающуюся очередь.
– Послушай! – воскликнул он, что-то вспомнив. – Поезжай назад. Войдешь в Город через подземный ход. Сейчас поворачивай вдоль стены до сторожевой башни, а потом прямо на юг. Там будет лесок. В нем есть дерево с глубоким дуплом, рядом с ним склоненный сук – это рычаг. Нажмешь на него – дверь и откроется. По подземному ходу пойдешь прямо, уткнешься в каменную стену. Отступишь от нее на шаг, протянешь в сторону левую руку – там потайное устройство. Такая же стена закрывает вход в дом Пике. Встретимся в обед на улице Пахос, – это возле реки. Я буду тебя ждать, – при этих словах Нао дал шпоры коню и въехал в конец очереди.