Я всякими неприличными словами ругал свою неверную невесту (а исчезновение Марци сразу дало ответы на многие вопросы), в мыслях воздавая хвалу Господу за то, что он затмил мозги Хоросефа обидой на Серпулию и лишил его способности рассуждать здраво. Все эти дни я ходил с угрюмым лицом, и в этом случае хотя бы не нужно было делать вид – мне и в самом деле было очень худо, одному среди врагов и равнодушных; только Фелетина, как прежде, заботилась обо мне, вернее о том, как я спал и хорошо ли ел. Я не мог понять, куда девалась та удивительная искренняя Фелетина, которая помогала мне устраивать бегство Серпулии.
Через месяц вернулся Жука, усталый, оборванный, но как всегда, невозмутимый. Он удачно проводил парочку до большой реки Луры, пака Марци не обрел способность сидеть в седле и заботиться о девушке. Обратный путь Жуке пришлось проделать пешком, но, по его словам, это даже лучше – немного прогулялся.
И как-то быстро забылась эта история с женитьбой, будто и не было ничего. Люди не напоминали, что когда-то у меня была невеста и жена, хотя поначалу и одаривали жалостливыми и насмешливыми взглядами. Никто больше не пытался принудить меня к женитьбе: брачное клеймо надежно оберегало меня от свадебных планов.
А день проходил за днем, часы жизни цедили песок за пределами моего бытия, я мог только следить за падением песчинок, с тоской ожидая, когда же невидимая рука перевернет часы. Прошло лето с буйной зеленью, за ним пришла осень с великолепным цветением и созреванием, пронеслась на холодных ветрах и грозовых тучах зима с ураганами и ледяными дождями, а я все следил за сменою дней с видом стороннего наблюдателя. Я делал вид.
Почти год я прожил среди хотов в деревне Сарка. Пару раз Хоросеф отправлял меня с Зеноном и другими торговцами в Пушон – продавать холофоль и закупать на вырученные деньги разные необходимые всем товары. Это было великое разнообразие в моей жизни, я мог пройтись по городу, потолкаться на базаре среди людей, услышать последние новости. Я чувствовал себя свободным человеком, а не рабом жестокого хозяина; в эти дни мне хотелось под покровом ночи уйти по длинной прямой дороге, которая вела на север, споить Зенона и его товарищей, запереть их в комнате, и идти пока… пока меня не поймают.
Как прав был Жука: нужно мне было сесть на купленного коня и умчаться в Город Семи Сосен со своей женой, это было бы правильное решение. Но я не мог так поступить. Тогда у меня еще была совесть (а может быть, уже была). Да и куда было мне идти?! Что ждало меня в Городе Семи Сосен?! Хоты Сарки были мне ближе и понятнее неизвестности, кто знает, не изловил бы меня какой-нибудь богач по подозрению в повстанческих намерениях или демонизме? Об этом я могу рассуждать вечно, но не стану, времени у меня осталось мало, а я и так потратил его немало, подробно описывая первое время моего пребывания в Империи. Всего через пару дней я узнаю, что ждет меня: радость освобождения или темные воды небытия.
Но об этом после. Я не хочу забегать вперед и путать ход своих мыслей, они и так перемешаны у меня в голове.
Так вот. Большую часть дня осенью я проводил на поле, занимаясь сбором урожая, но теперь я был не простым работником, а «бригадиром». Под моим началом находился десяток ребят – пацанов еще, и я должен был не только работать сам, но и контролировать их. И вообще, теперь я был крутым парнем, воином, я мог не брить бороду и носить при себе оружие. Я и старался не расставаться с оружием, опасаясь подвоха со стороны Хоросефа или Донджи.
Когда сбор урожая подошел к концу, мы свезли собранное в деревню, поделили и затарили в амбары, а излишек, несмотря на неурожай, продали в соседнюю деревню, где урожай был еще хуже. Приехавшие торговцы были хмуры и подозрительны, тем не менее, скучный торг закончился веселой попойкой.
Зима была временем безделья. Серые тучи, свинцовое небо, немыслимые ураганы, которые вырывали с корнем столетние сосны, будто бы вторили моему настроению. Как любил я гулять после бури по мокрому лесу, сжимаясь от холода и кутаясь в теплый меховой плащ. Бури будили в моей душе другие бури. Я садился на замшелый ствол сосны и с тоскою вглядывался вдаль, пытаясь разглядеть то, что скрыто от меня за плотным занавесом мироздания. Как часто думал я в те тревожные минуты, что там, в другом мире меня, возможно, ищут, обо мне вспоминают и оплакивают исчезновение, там терзаются, может быть, во сто крат сильнее. О! время! Как я проклинал тебя за постоянство и отвратительную тупизну, с которой ты, не сворачивая, несешься вперед. В те минуты я с ужасом помышлял о самоубийстве, которое решило бы все проблемы и освободило бы от плена мыслей, терзавших меня раскаленными клещами. Я больше не думал о том, чтобы пойти в полнолуние на то злосчастное место в лесу, где потерял себя, я просто знал, что его не существует, и все это было лишь плодом расшатанных нервов и воспаленного рассудка.