Родни даже не заметил, как они ушли — он смотрел на Кэролайн Лэнгфорд, которая, в свою очередь, не сводила глаз со своей кузины. Лицо ее внезапно смягчилось, губы разжались. Родни тихо сказал:
— Чудесная женщина.
Девушка шевельнула ногами, как будто ее сердило, что у нее с ними все в порядке. Она сказала, наполовину про себя:
— Такое неуклюжее тело — и такое спокойное лицо.
Она повернулась к нему:
— Хотела бы я быть на ее месте!
Слова вырвались у нее невольно, и она тут же остановилась.
Родни, смутившись, стал подниматься, чтобы пригласить ее на танец. В углах полных губ снова появились жесткие линии.
— Садитесь, сэр. Я освобождаю вас от вашего тягостного долга. И не трудитесь извиняться за легкомыслие Джеффри — ему следовало бы быть поэтом, и он человек осторожный. Скажите мне, далеко ли отсюда ближайшее английское поселение?
Резкая перемена темы свидетельствовала, что она опять принялась за свои бесстрастные инквизиторские расспросы. Он не собирался долго играть в эту игру, во всяком случае, не сегодняшней ночью, и небрежно ответил:
— Агра в ста тридцати милях к северу, Гондвара — в сто сорока к югу. На западе и востоке ничего нет — только бесконечные расстояния по непроезжим дорогам и туземные княжества: на востоке — Кишанпур, там вы уже побывали, а на западе — Лалкот. Сообщение проходит здесь в основном с севера на юг, по руслам рек.
— Так что, хотя Индия и принадлежит вам, вы живете в военном городке в Бховани как в крохотной комнатенке, а следующая английская комнатка находится где-то в другом конце дворца?
Он с любопытством посмотрел на нее. Мысль странная, но невольно она заставила его задуматься. После паузы он сказал:
— Думаю, в каком-то смысле вы правы. Но, знаете, мы бываем и в других комнатах, индийских. Штатские — судьи, сборщики налогов, другие чиновники — они добираются до любой деревни. А во главе всего стоит комиссар. Вы знакомы с мистером Делламэном?
— Да, знакома. Но вы-то сами там бываете? А ваша жена или другие дамы? И даже «штатские», как вы выражаетесь — они ведь только навещают индийские комнаты, но не живут в них.
— Мисс Лэнгфорд, они делают все, что в их силах. Все мы это делаем. Но, чтобы чувствовать Индию как ваши кишанпурские друзья, надо самому стать индийцем, утратить один набор качеств и приобрести другой. Как представители своей расы мы на это неспособны. А дамы… англичанкам приходится соблюдать сугубую осторожность. Индийские обычаи сильно отличны от наших и нам не нужны лишние недоразумения.
Он старался не смотреть ей в глаза.
— А что касается нас, офицеров, мы знаем сипаев, что означает, что мы знаем все слои и касты, из которых они вербуются. Бенгальские сипаи — это соль земли, самые чудесные люди, с которыми может выпасть честь познакомиться, хотя, надо думать, и в других Президентствах попадаются столь же славные парни…
Он осекся и внимательно посмотрел на нее. Ну вот, опять… Опять он увлекся и дал возможность этим проклятым приезжим и офицерам Короны насмехаться над энтузиазмом англо-индийцев и острить насчет «верных черномазых» и их «собачьей преданности».
Однако на лице ее отражался интерес и, хотя она задала неизбежный вопрос, но задала его, чтобы получить ответ, а не сказать снисходительную колкость. Кроме того, вопрос прозвучал так, как будто ее интересовало его личное отношение:
— Вы любите их, не так ли?
Он поколебался, вдумываясь в свои чувства глубже, чем когда-либо до этого.
— Люблю? Это сильно сказано. Есть тут человек, который их любит — полковник Булстрод, как это не странно. Он любит их, как отец может любить кучку полоумных сыновей. Большинство просто отдают все, что у них есть, и ничего не требуют взамен. Само собой, кое-чего мы друг о друге не знаем — но все ли вам известно про своего отца или леди Изабель, вашу кузину? Все ли вам надо и хочется знать? Главное — доверие, а мы доверяем друг другу, мы — офицеры и сипаи, доверяем полностью и безусловно.
Пока он говорил, ее лицо снова смягчилось. Она сказала мягким глубоким голосом:
— Кажется, я понимаю. А вы никогда не боялись, что что-то может развести вас с сипаями в разные стороны — религия, скажем, или политика?
Чтобы ответить, ему пришлось повысить голос и нагнуться в ней, потому что вокруг гремела полька и смеялись люди.
— Трудно представить себе что-то настолько важное, чтобы нам не достало веры — верности, доверия, назовите это как хотите, — открыто обсудить это. Напомню вам, что каждый туземный солдат пошел на службу добровольно. Веками туземцы были игрушками в руках порочных раджей. Больше такого не будет. Пожалуй, впервые за всю историю Индии они живут в мире. Подумайте, что это значит для человека, которому требуются все его жизненные силы, чтобы добыть пропитание из этой почвы.
— Неужели это все, что им нужно? — быстро перебила его девушка. — Разве они не хотят управлять собой сами?
— Может быть, если бы это было возможно. Но прежде всего они нуждаются в мире и защите — а это значит в сильной власти, — и мы даем им все это.
Он наполнил свой стакан и продолжал:
— Поэтому мы имеем право на власть — но иногда мне становится стыдно. Возьмите наш округ — Бховани. Когда-то он был частью Кишанпурского княжества, как вы, вероятно, слышали, когда гостили там. Мы принудили раджу сдать нам его в бессрочную аренду, но никакого права на него у нас на самом деле нет. Между тем и деревенские жители, и туземцы низших каст ни за что бы ни хотели вернуться под владычество Кишанпура…
Девушка смотрела куда-то поверх его плеча; он остановился и повернул голову. Танцоры уже вернулись, и Джоанна стояла у его кресла, поджав пухлые губы. Его лицо было слишком близко к лицу Кэролайн Лэнгфорд. Он вскочил на ноги.
— Джоанна, следующий танец мой.
— Погоди, я посмотрю… Я не могу, Родни. Меня только что ангажировал майор де Форрест.
— Ничего, подождет. Пойдем.
Она пошла с ним с явным удовольствием, щеголяя своим счастьем — и своим правом собственности. Кэролайн Лэнгфорд разговаривала с Аланом Торранзом и даже не взглянула на нее. Родни почувствовал, как походка его жены утратила некую долю своей легкости.
Он вывел ее в круг, отбросил все мысли, и погрузился в ритм танца. Он был немного пьян, но в этом только отчасти были виноваты бренди и шампанское… Деревенские жители жили в мире, и это было хорошо и правильно — но величие, покрывшееся пылью, но умолкнувшие трубы!
Танец кончился, и он потребовал, чтобы Джоанна отдала ему еще один. Танцуя, он чувствовал, как все сильнее напрягается ее тело, видел, как около губ появляются крошечные складки недовольства — ей хотелось, чтобы он вел себя более сдержанно. О Господи, ну не может он хранить благоразумие каждое мгновение своей жизни — он сделан из другого теста!
Но искра уже погасла, и, отведя Джоанну назад к столу, он начал танцевать обязательные танцы, которыми была заполнена его бальная книжка. Миссис Кавершем, миссис Булстрод, Дотти ван Стингаард, Виктория де Форрест — и Кэролайн Лэнгфорд. Она вальсировала на изумление хорошо, легко и уверенно, и притом, о чем-то, как обычно, глубоко задумавшись, не болтала пустяков. Кружась в вальсе, он подумал, что неплохо бы продолжить с ней разговор. Дурнушка, конечно, но она его заинтересовала.
Он заметил, что на ней было платье, очень похожее на платье Джоанны — белый тюль, но гораздо меньше жемчуга. Это только ухудшало положение. Почему женщины так внезапно проникаются друг к другу неприязнью? И почему все так на него уставились? Он не настолько пьян — да нет, его партнерша тоже смотрела поверх его плеча через бальную залу и комнату для отдыха в главный холл.
В открытых дверях стоял худощавый смуглый индус. Его роскошные одежды были покрыты пятнами грязи. Клубный дворецкий и два лакея уже направлялись к нему, чтобы выпроводить вон. В комнату для отдыха проник порыв свежего ветра, и музыку заглушил хриплый рев полковника Булстрода: