И тут вновь по роскошным покоям дворца пронесся яростный визг Исторгающего.
— Проклятый глупец!.. Братья, спешите все немедля вниз — нам надо успеть провести обряд и подчерпнуть силы у нашего бога! Тогда мы остановим чудовище…
Лиджена шла все дальше и дальше.
Конан в недоумении глядел на опрометью врывающихся в зал членов Ордена. Развевались мантии, руки были в ужасе воздеты, рты разорваны криками ужаса. Целые толпы их бросились к рамам, на которых были распяты беспомощные пленники. Заскрипели железные колеса. Рамы поползли к огню.
В то же время другие жрецы младших рангов начали мрачное, торжественное песнопение, обещая своему богу много-много жертв, много-много сладкой и теплой крови зарезанных на его алтаре — если он даст им сейчас нужную силу.
Конана толкали сильнее всех. Он обогнал рамы своих товарищей по несчастью; огонь начинал жестоко обжигать.
И в этот миг пение прервалось. В зал вошла Лиджена.
Конан опешил едва ли не сильнее всех. А эта-то откуда здесь взялась?
С губ девушки сорвался торжествующий крик. Так мог бы, наверное, завывать голодный дух на давно забытом всеми кладбище; в голосе Лиджены не осталось ничего человеческого.
— Остановите ее! — надрывался Великий Исторгающий.
Всё было напрасно. Волна жрецов накатилась было на Лиджену — и в тот же миг в разные стороны полетели изувеченные тела. Без рук, без ног, без голов, разорванные пополам…
Лиджена прошла сквозь беснующуюся, обезумевшую от крови толпу как коса над травами. Прошла — и остановилась перед Конаном, глядя ему прямо в глаза.
— Я нашла тебя, Конан. Это хорошо. Теперь ты умрешь, — произнесли бледные губы на забрызганном кровью лице.
Киммериец не успел ответить. Руки Лиджены одним рывком разорвали цепи, притягивавшие северянина к раме. На краткий миг Конан освободился… и, видя смерть в безумных глазах жертвы колдуна, использовал этот миг, как только мог.
Никто из Ночных Клинков не озаботился поднять оружие киммерийца, так и оставшееся валяться на месте его первой схватки. Доли секунды хватило варвару, чтобы выхватить меч из ножен. В следующий миг серебряный шар эфеса врезался Лиджене в висок. Конан не умел шутить, когда речь шла о его жизни и смерти.
Рука киммерийца и голова девушки окутались серым дымом, очень похожим на тот, что появился, когда Конан взламывал дверь, ведущую к подземному капищу. Лиджена без чувств рухнула на пол; и тут на Конана со всех сторон ринулись вопящие жрецы Ордена.
— Наш бог! Он появится, когда сожрет этого! Наш бог!..
Конану пришлось отступить. Под ногами неожиданно оказалась пульсирующая, полная кровью жила, что брала начало от чудовищного сердца на постаменте. Киммериец не глядя рубанул мечом — брызнул огненный фонтан, раздался глухой подземный гул, по стенам кое-где побежали трещины. И тут северянин услыхал голос.
Чистый, нежный и прекрасный, он обращался к варвару с одной-единственной просьбой. Не словами — слов говоривший не знал. Но в нем была такая нечеловеческая тоска и такое отчаяние, что никакие слова и не требовались. Конан понял, что от него хотят.
«Убей меня!» Одним прыжком Конан оказался на возвышении, подле бешено бьющегося сердца.
«Убей меня!» Северянин знал, что ему едва ли суждено выбраться отсюда живым. Но выбора не было.
Меч со свистом рассек воздух, и на боку сердца появилась широкая и длинная рана. Края ее начали расходиться; на пол хлынул янтарный огонь. В ужасе вопили жрецы; не пытаясь сопротивляться, они обратились в бегство.
По полу стремглав бежали сотни янтарных пылающих струек. Они воспламеняли даже камень. Сердце билось и корчилось в агонии, а Конан уже срывал последние остатки цепей с Аны и Хашдада.
Потом было бегство. Подземный гром грохотал и ворочался совсем рядом, все горело и рушилось, метались ополоумевшие жрецы; Ана сумела вывести киммерийца и Хашдада наружу. Уже у самого выхода им попался небольшой отряд жрецов, еще сохранявший подобие порядка; они тащили закрытый паланкин.
— Это он! — взвыла Ана. — Исторгающий! Это он превратил меня!..
Ее атака была стремительна и неотразима. Гибкое тело взвилось в воздух и рухнуло на кожаный полог носилок. Треск и хруст; носильщики бросили паланкин, рассыпавшись в разные стороны…
— Не давай им уйти! — орал варвар, рубя направо и налево. Хашдад не отставал от него, орудуя подобранным мечом.
Из остатков паланкина в разные стороны летели кровавые ошметки. Появились тонкие длинные ноги в фиолетовых обтягивающих чулках, словно у аренджунской куртизанки. Ноги задергались, однако еще миг — и Ана с утробным урчанием взвилась, держа в зубах окровавленное сердце своего врага…
Конан и его спутники едва успели выбежать на улицу, как подземелье сотряс страшный взрыв. Дворец сложился, словно домик, выстроенный детьми из тонких листков рисовой бумаги; из всех окон выметнулось пламя. Рушились башни и стены, все это проваливалось в подземелье, перекрытия не выдерживали, и пылающая масса уходила еще глубже…
На месте гордого дворца осталась лишь громадная черная воронка не меньше лиги в поперечнике.
И еще Конан видел, как над клубами огня и дыма взвилось дивное, сказочное золотисто-шафранное существо, похожее на прекрасную птицу с длинным, словно у павлина хвостом…
«Спасибо, Конан», — услыхал киммериец.
О дальнейшем догадаться легко. Без особых приключений Конан, Хашдад и Ана выбрались с пепелища. Магия Ночных Клинков погибла, девушка вновь стала сама собой; кузнец же нес на плече бесчувственную Лиджену.
Пути их разошлись в Маранге — Хашдад остался в этом городе, Ана же двинулась куда-то на север, в Дель Моргу, где жили ее родители, не перестававшие оплакивать дочь. Лиджену, почти все время спавшую, милостью эмира на его собственном корабле и впрямь отправили в Бодей. Вместе с ней отплыл и Конан — правда, для этого пришлось выкрасть священную клепсидру, а потом тайно погрузить ее на корабль…
… Когда Конан-Киммериец вновь появился в таверне Абулетеса, все разом замолчали, уставившись на новоприбывшего, точно на восставшего из могилы покойника.
— Чего выперлись? — угрюмо бросил обществу варвар, проходя прямо к стойке. — Эй, толстяк, если я узнаю, что ты сдал мою комнату, пока меня не было…
Абулетес облился холодным потом. Он, естественно, сдал комнату Конана — не стоять же ей пустой! И, похоже, пришел черед расплаты…
— Ты ни о чем не хотел бы поговорить со мной, юноша? — старик в сером плаще, бритый наголо, с ясными, смешливыми глазами, в упор смотрел на киммерийца из своего угла.
— С тобой?.. — Конан внезапно застонал, схватившись — за голову — виски пронзила острая мгновенная боль.
— Я… я помню… ты пришел…
— Пойдем и поговорим, — старик решительно подхватил Конана за руку, увлекая вверх по лестнице. — Ты отлично справился, мой мальчик. Ничего иного я от тебя и не ждал. Священная Клепсидра водружена на место, орден Ночных Клинков ниспровергнут, а я — я, столь… м-м-м… жестоко забросивший тебя на галеру Ордена, могу наконец отдохнуть.
Конан стоял, глядя на старика полубезумными глазами. Конечно! Как он мог забыть! Ему долго толковали про этот Орден, про страшное зло, таящееся в его подземельях… об одном Магическом существе, плененном, подобно Тару, в этих подземельях, которого кровавыми жертвами и отвратительными заклинаниями превращали в страшного слугу Змея-Сета… Конан вспомнил, как он с презрительным смехом оттолкнул старика, когда тот виновато развел руками в ответ на его, Конана, вопрос — сколько он, Конан, получит, если возьмется за такое дельце?..
«Ты все равно его выполнишь», — сказал тогда маг — как бишь его звали? — неважно; кто-то из Белых, ясно…
Никогда не торгуйтесь с волшебниками. Даже с белыми.
Текст прислал: Константин