– Мне не нравится ваш покровительственный тон, – заметил Лумис.
– Боюсь, вам придется с ним примириться, – Стюарт снова улыбнулся улыбкой чеширского кота. – Для вашего сведения, офицер полиции имеет полное право потребовать от заключенного, чтобы тот сдал кровь на анализ, взять у него отпечатки пальцев, сфотографировать, обыскать, попросить принять то или иное положение, надеть шляпу или пальто, поднять монету с пола, приложить палец к кончику носа и тому подобное, не уведомляя предварительно о праве на юридическую поддержку и о том, что его показания могут быть использованы против него.
– Это ваше толкование, – заметил Лумис.
– Нет, это толкование Верховного суда этой страны. Различие между любыми действиями такого рода и заявлениями, сделанными в ходе допроса, это всего-навсего различие между непротокольными и протокольными ответами заключенного. В первом случае можно ни о чем не предупреждать, во втором предупреждение обязательно. Таким образом, полковник, нравится вам это или нет, но мы возьмем у майора Татальи кровь на анализ; точно так же мы вызовем судебного медицинского эксперта, чтобы он определил, является ли рана на ноге следом от укуса собаки. Так, полковник, обстоят дела, у нас есть полное право провести упомянутые действия, и сколько бы вы ни возражали, мы их проведем. Ясно?
– Я возражаю, – заявил Лумис.
– Отлично. А я вызываю эксперта.
Помощник судмедэксперта прибыл через сорок минут. Было около девяти вечера. Осмотрев рану, эксперт заявил, что она напоминает след от укуса собаки, и поинтересовался, не была ли собака бешеной.
– ...Была, – сказал Карелла.
Солгал он совершенно неожиданно, но на редкость к месту. В правилах ничего не упоминалось о том, что нельзя говорить неправду медэксперту, вот Карелла и принялся фантазировать на месте.
– В отделении служебного собаководства собаке отрезали голову и взяли на анализ мозговые ткани. Собака оказалась бешеной.
– Тогда этому господину нужна срочная госпитализация, – заявил медэксперт и принялся перечислять симптомы страшной болезни: инкубационный период длится от двух до двадцати двух недель, после чего у майора появятся сначала сильные боли в области укуса, затем головные боли, потеря аппетита, рвота, бессонница, чувство страха, трудности с глотанием, далее конвульсии, бред, кома и, наконец, смерть. Слово «смерть» он произнес с должной значительностью.
На Таталью все это, казалось, не произвело ни малейшего впечатления, хотя никаких оснований предполагать, будто все это подстроено, у него не было. Да и на самом деле все это была чистейшая импровизация. Ведь Карелла не вызывал медэксперта, и не единого слова он не произнес, пока тот не спросил насчет бешенства. Вопрос был вполне естественным, ответ не оставлял сомнений в правдивости, а речь медэксперта была речью профессионала, который предупреждает пациента о возможной опасности. Но Таталья даже и бровью не повел.
Карелла отвел Стюарта в сторону:
– Ну, что скажешь?
– Скажу, что это самодовольный ублюдок, и уж ему-то рога мы обломаем.
– А как насчет полковника?
– Да ни черта Лумис не смыслит в уголовном праве, ему тут что дар Божий, что яичница – все едино.
– Ты будешь вести допрос?
– Нет, лучше ты. Ты же работаешь по делу.
– Показать ему письмо?
– Сначала объясни его права.
– Боюсь, он может отказаться отвечать.
– Не думаю. Когда перед тобой начинают выставляться такими умниками, можешь быть уверен, что имеешь дело с полным дураком.
Переговорив таким образом, оба вернулись к столу Дженеро, вокруг которого сгрудились остальные. Сам Дженеро давно ушел домой, но рядом с телефонным аппаратом все еще красовались голубые трусики.
– Майор Таталья, – начал Карелла, – в соответствии с решением Верховного суда по делу Миранда против штата Аризона нам разрешается задавать вам какие бы то ни было вопросы, лишь разъяснив ваше право на юридическую защиту, а также то, что любые ваши показания могут быть в дальнейшем использованы против вас.
– Что это означает? – подозрительно спросил Лумис.
– Обычно это называется так: разъяснение допрашиваемому – в данном случае вашему клиенту – его прав, – с улыбкой прокомментировал Стюарт.
– Прежде всего, – продолжал Карелла, – у вас есть право не отвечать ни на какие вопросы. Это ясно?
– Конечно, ясно, – ответил Таталья.
– Отлично. Во-вторых, у вас есть право по собственному усмотрению на одни вопросы отвечать, на другие нет. Это ясно?
– Да, – устало произнес Таталья, – совершенно ясно.
– В третьих, если вы решите отвечать на вопросы, ответы могут быть использованы против вас, это ясно?
– Да, да, – сказал Таталья и непритворно зевнул.
«Ах ты, сукин сын, – подумал Карелла, – ну ничего, мы тебя достанем».
– У вас также есть право на консультацию со своим адвокатом, как до, так и во время допроса...
– Мой адвокат – полковник Лумис, – перебил Таталья.
– ...А также в любой момент прервать допрос. Это ясно?
– Да, да, что же тут неясного?
– Прекрасно, – Карелла полез во внутренний карман пиджака и вынул письмо, обнаруженное в личном банковском сейфе Джимми Харриса. – Вам знакомо это письмо? – спросил он.
– Что за письмо?
– Извините, я неправильно поставил вопрос. Вам знаком оригинал этого письма? У меня в руках второй экземпляр, сделанный под копирку. А оригинал вам знаком?
Таталья взял письмо и повертел его в руках.
– Нет, – наконец, ответил он.
– Между тем оно адресовано вам.
– Да, в Форт-Ли, Вирджиния, – подтвердил Таталья. Я был переведен туда в сентябре. А письмо датировано шестым ноября.
– Можно мне взглянуть? – вмешался Лумис.
– Разумеется, – Карелла передал ему письмо и вновь обратился к Таталье. – То есть вы хотите сказать, майор, что этого письма не получали, так я вас понял?
– Именно так. Почтовая служба в армии не всегда бывает на высоте, – улыбнулся Таталья.
– А что скажете о содержании письма?
– О содержании?
– Ну да. Коль скоро вы видите это письмо в первый раз...
– Да я ведь даже не прочитал его.
– Ах, вот как? А мне показалось, прочитали. Полковник Лумис, будьте любезны, передайте, пожалуйста, майору Таталье письмо.
– На вашем месте я бы не стал отвечать больше ни на один вопрос, – сказал Лумис. – Мистер Карелла, мистер Стюарт, позволю себе предложить...
– Да ну, что за ерунда, – прервал его Таталья, забирая письмо, – мне нечего скрывать.
«Хорошо, – подумал Карелла, – отлично. На это мы и рассчитывали, ты оправдываешь наши ожидания, и никуда тебе не деться, мы тебя расколем». Он посмотрел на Таталью. Тот неторопливо изучал письмо. Наконец он поднял голову.
– Ну как, прочитали? – спросил Карелла.
– Да.
– Впервые, верно?
– Да.
– И что скажете?
– Да ничего не скажу, ибо не понимаю, о чем здесь идет речь.
– Не понимаете, о чем идет речь?
– Вот именно.
– Похоже, Джимми Харрис утверждает, что вы воткнули штык в грудь лейтенанту Блейку.
– Полная чушь.
– Но ведь лейтенант Блейк был убит, не правда ли?
– Ну да, конечно.
– Но убит не так, как представляет Джимми Харрис, это вы хотите сказать?
– Он был убит осколком снаряда, разорвавшегося рядом с ним.
– Ах вот как.
– Да, и вчера я вам это уже говорил.
– Говорили, но вот Джимми, похоже, утверждает, что это вы прикончили лейтенанта, воткнув в него штык.
– Я не отвечаю за утверждения Джимми. Он мертв.
– Это действительно так. Насколько я понимаю, он также утверждает, что и другие кололи лейтенанта штыками.
– Повторяю...
– Во всяком случае, в письме он говорит, что вы убили лейтенанта при чьем-то содействии.
– Понятия не имею, кого он имеет в виду. Зато ясно вижу, что Джимми писал это письмо в состоянии полного умопомрачения.