В начале апреля тысяча девятьсот девяносто девятого года мы провели наше первое собрание по выработке стратегии в кабинете представителя мэра Мардикяна, в западном крыле Сити Холла, на котором присутствовали Хейг Мардикян, Боб Ломброзо, Джордж Миссакян, Ара Ефрикян и я. Куинна не было. Куинн торговался в Вашингтоне с департаментом здравоохранения, образования и благосостояния по поводу увеличения ассигнований для города согласно Стабилизационному акту. В комнате раздался треск электрического разряда, не имеющий ничего общего с установкой озонирования воздуха. Это была молния власти, реальной, потенциальной. Мы собрались для того, чтобы переделывать историю.
Стол был круглый, но я чувствовал себя занимающим центральное место в группе. Четверо из присутствующих, гораздо более сведущих в вопросах применения силы и оказания влияния, ждали моих указаний, так как будущее было неясным, и они могли только ломать голову над его загадками верили, что я ВИЖУ и ЗНАЮ. Я не собираюсь объяснять разницу между видением и способностью догадываться. Я смаковал свое господство над ними. Власть обогащает на любом уровне. И вот я сидел среди миллионеров, двух адвокатов, биржевого маклера и промышленного магната, среди трех смуглых армян и одного смуглого испанского еврея. Каждый из них, как и я, жаждал почувствовать резонанс триумфа успешной заявки на роль президента, каждый, как и я, страстно желал разделить славу, каждый уже выделял свой кусок империи в будущем правительстве, и они ждали, что я педантично укажу им путь завоевания Соединенных Штатов Америки.
Мардикян сказал:
– Давайте начнем с толкования, Лью. Как вы оцениваете шансы Куинна на номинацию в следующем году?
Я выдержал соответствующую пророческую паузу, я выглядел, как будто искал стохастические тотемы, заглядывал в дальние пространства космоса, выискивая танцующие пылинки предзнаменований, окутал себя пророческой помпезностью, произвел совершенно хитрый импрессивный акт и через минуту ответил торжественно:
– Для номинации, может быть, один шанс из восьми. Для выборов — один из пятидесяти.
– Не так уж хорошо.
– Нет.
– Совсем нехорошо, — сказал Ломброзо.
Мардикян, напуганный, потянув себя за мясистый императорский нос, сказал:
– Вы говорите, что мы должны это пропустить вообще? Это ваша оценка?
– На следующий год, да. Забудьте о президентстве.
– Мы прекращаем работу? — сказал Ефрикян. — Мы только попали сюда, в Сити Холл, а теперь его бросаем?
– Подождите, — прошептал ему Мардикян. Он снова обратился ко мне:
– А что вы думаете о выборах две тысячи четвертого года, Лью?
– Лучше. Много лучше.
Ефрикян, дородный мужчина с шикарно обритым черепом, выглядел взволнованным. Он нахмурился и сердито сказал:
– Средства массовой информации много говорят о том, что Куинну удалось сделать за первый год в качестве мэра. Я думаю, что сейчас как раз подходящий момент ухватиться за следующую перекладину, Лью.
– Согласен, — любезно согласился я.
– Но вы сказали, что он проиграет в двухтысячном.
– Я говорю, что любой Новый демократ проиграет, — ответил я, — любой. Куинн, Лидеккер, Китс, Кейн, Повнел — любой. За этот момент Куинн и должен ухватиться. Вы правильно сказали, мистер Ефрикян. Но следующая перекладина не обязательно наивысшая.
Миссакян собранный, точный, тонкогубый эксперт по коммуникациям, человек ясного видения, сказал: