– Постель еще теплая, – глубокомысленно изрек он.
– Она вообще женщина южная, горячая, – заметил Георгий. – Кровь с кипятком.
– А ты откуда знаешь? – спросил я.
– Знаю… и все! – смущенно отозвался он.
– «Кровь», говорите? С кипятком? – произнес у двери Бижуцкий, не решаясь войти. – Я видел у Гуревича сосуд с кипящей кровью, он разбавлял ею глинтвейн, когда…
– Убью, – погрозил ему пистолетом Волков-Сухоруков.
Во время наступившей паузы я заметил возле кресла сандаловую трость. Взял ее и протянул фээсбэшнику.
– Еще одна улика, – обрадовался он.
– Да, но на сей раз нет самого трупа, – подсказал я.
– Это вдвойне странно, – добавил Левонидзе. – Вернее, не то странно, что трупа нет, а то, что есть трость Тарасевича. Вместо Зары Магометовны. Словом… надо искать! – Он совсем запутался в своих мыслях, так и не объяснив, что надо искать в первую очередь: труп поэтессы или очередную улику, подбрасываемую нам неутомимым и сверхизобретательным злодеем?
– Физики шутят, – промолвил у двери Бижуцкий.
– Будем «брать» Тарасевича! – решительно произнес Волков-Сухоруков. – Очень опасный человек, чувствую.
– Но давайте вначале все-таки заглянем в комнату к Лене Стаховой, – предложил я. – Это рядом, вторая дверь по коридору.
Мы вышли из одной комнаты и пошли к другой. Волков-Сухоруков опирался на реквизированную улику. Я постучал в дверь. Вновь никто не ответил. Я повернул ручку и предложил всем войти. Левонидзе нащупал на стене выключатель. Под потолком зажглась люстра. И тут же в наши головы полетели – сначала подушка, затем туфли, зажигалка, сигареты, пепельница, бокалы и все, что только находилось рядом с кроватью и могло попасть под руку Елене Глебовне. Мишель Зубавин, лежащий рядом с ней, активно не помогал, но поддерживал смехом.
– Какого черта?! – прокричала путана. – Стучать надо, идиоты! Пошли вон отсюда!
– Мы стучались, – вяло стал оправдываться Левонидзе. Его пиджак был залит вином. Пепельница из керамопластика угодила в лоб Волкову-Сухорукову, но голова оказалась крепче. Туфли поймал я и поставил на пол. Бижуцкий не пострадал. Мы все начали пятиться назад, к двери.
– А действительно, что это за делегация? – спросил вертолетчик, успокаивая Леночку.
– Вы что тут делаете? – задал резонный вопрос Левонидзе.
– Что надо, то и делаю, – отрезал наглый и развязный «личный рейнджер» Шиманского. И добавил, по-своему логично: – Да только вот вы не даете доделать то, что хочу сделать.
– Ладно, пошли отсюда! – кивнул нам Волков-Сухоруков, потирая ушибленный лоб. И тоже добавил: – Пусть делают что хотят. Но не делают ничего противозаконного. Я им не позволю этого!
Видно, удар по лбу пепельницей все же оказался достаточно сильным. Мы вновь очутились в коридоре.
– Радует одно, – выразил общую мысль Георгий, – по крайней мере, мы не обнаружили тут трупов.
– Да, на покойников они были похожи мало, – согласился я. – Слишком энергично себя вели. Ну что, двинулись к Тарасевичу?
Снова гуськом мы спустились на второй этаж. Неловко потолкались перед дверью в комнату к физику. Изнутри не доносилось ни звука. Никто из нас не решался войти первым.
– Давайте-ка вы, Бижуцкий! – предложил Волков-Сухоруков. – Вы все равно всюду суете свой длинный нос.
Борис Брунович вздохнул и открыл дверь. В комнате горел ночник. Мы вошли в помещение. Евгений Львович сидел за столом спиной к нам и что-то торопливо писал в дерматиновой тетрадке. Ему даже яркий свет был не нужен – работал он механически, спеша зафиксировать свои мысли. В кровати под одеялом лежала Зара Магометовна Ахмеджакова. Она спала, тихо посапывая.
– Кх-х-х!.. – кашлянул Волков-Сухоруков и постучал сандаловой тростью по полу.
– Не мешайте! – откликнулся физик, даже не повернув головы. – Еще пара минут.
Мы стали терпеливо ждать. «Пара минут» затягивалась на все десять. Наконец Левонидзе не выдержал.
– Ну и что мы тут торчим? – спросил он у нас. – Это же сумасшедший, одержимый просто! Незачем ему было убивать актрису. А трубку действительно подбросили.
Тарасевич захлопнул тетрадь. Удовлетворенно хмыкнул.
– А? Что вы говорите? – он повернулся к нам. – Где вы нашли мою трубку? Я ее еще днем посеял.
– Вот она, – сказал Волков-Сухоруков, возвращая курительную принадлежность хозяину. – А вот и ваша палка. Голову, часом, нигде не теряли?
– Голова на месте, – похлопал себя по затылку физик – Она миллионы стоит. Но не продается. Однако, господа, зачем изволили явиться? Не хотите ли чаю? У меня есть японский, особой крепости.