– Скоро Шиманский подъедет, – сказал он, маневрируя и подскакивая на месте. – Вы готовы к встрече?
– А как же! Сейчас вот только к цыганам сбегаю, закажу хор, – ответил я, уклоняясь корпусом от первого встречного удара левой. – Военный оркестр уже ждет за воротами.
– Я имею в виду другое!
Мы пока что обменивались легкими проверочными ударами. Определяли силу друг друга. Танцевали на ринге.
– А что же вы имели в виду, господин Зубавин? Кстати, почему вас зовут Мишель, а не Миша? Или это дань моде?
– Нет, мой предок, француз, остался в России после Бородина.
Он сделал выпад правой, но я отбил и попробовал провести боковой свинг. Не получилось. Он ушел в сторону.
– В плен, что ли, попал? – спросил я. – Или дезертировал?
– Полюбил русские просторы, – отозвался Зубавин. – Загадочную русскую душу. С тех пор каждому старшему сыну в нашей семье дают его имя. А вообще-то я – маркиз де Зубави. Правнук славных гасконских мушкетеров.
– Врете вы все! – сказал я и нанес хук правой. Пробил его защиту.
Пилот качнулся, но устоял на ногах.
– Молодца! – похвалил он. – Но я ведь с вами не о своей родословной хотел поговорить. А о том, что интересует господина Шиманского.
– Что же его интересует?
– Вы сами прекрасно знаете.
На сей раз Зубавин провел тройной удар левой-правой-левой по корпусу. Но дыхания не сбил.
– Ничего я не знаю и знать не хочу. Если вы имеете в виду Анастасию, то она никуда не полетит.
– При чем здесь Анастасия? Бог с ней! Я хочу сказать: вам не жалко другую девушку?
– Какую?
Мы продолжали танцевать друг перед другом, примериваясь и уклоняясь.
– Да Стахову! Леночку Глебовну. Не стройте из себя идиота.
– Сами вы – идиот. – И я попытался свалить его апперкотом. Это мой коронный удар снизу. Но он оказался опытным мастером. Я натолкнулся на непробиваемую стену.
– Я же знаю, что бумаги и видеокассеты у вас, – сказал он. – Кому она еще могла их доверить в этой клинике? Только своему психиатру!
– Ты умный парень, – отозвался я, чувствуя, что силы мои стремительно тают. Нужно завершать поединок нокаутом. Если получится. Надо обязательно сконцентрироваться. – Зачем служишь такому прохиндею? Он же убийца.
– Род маркизов де Зубави всегда служит тем, кому принадлежит власть в России, это традиция, – ответил пилот и, сделав обманное движение, нанес мне короткий удар правой рукой в челюсть.
Я даже не успел среагировать, увидев замах. И рухнул на ковер, словно мне в голову ввинтилась разрывная пуля… пришел я в себя, должно быть, через несколько минут. Мишель Зубавин сидел рядом на корточках и брызгал на мое лицо водой из ведерка.
– Извините, – сказал он. – Не рассчитал силу удара. Хотел отправить в нокдаун, а получилось – как всегда. Мне ведь Международная федерация бокса запретила бить правой. Вы не в обиде?
– Ладно, Тайсон, это бокс, а не балет, – ответил я, потирая челюсть. Кажется, цела. Но состояние моей больной головы после этого поединка нисколько не улучшилось. Напротив. Теперь я еще некоторое время ловил возле себя «солнечных зайчиков», а в ушах звучал Ниагарский водопад.
– Дневник и кассеты все-таки надо вернуть, – донесся до меня голос правнука гасконских маркизов. – Будьте благоразумны. Я не хочу лишних жертв.
– Иди ты! – вяло ответил я, продолжая лежать на спине. Шум водопада постепенно начинал стихать. Да и «зайчики» немного угомонились.
Еще до завтрака я провел некий рискованный, с медикопсихологической точки зрения, эксперимент. Но вызвано это было не помутнением рассудка после нокаута в спортзале, а давним желанием. Теперь, когда я чувствовал, что Анастасия действительно близка к полному выздоровлению (не хватало лишь малости – вспомнить «лицо» того человека перед открытием выставки, подкинувшего собачью голову), стало возможным осуществить мою задумку. Но этот эксперимент мог завершиться и полным провалом, более того, вновь ввергнуть Анастасию в пучину внутренних тревог, страха и сумятицы души.
Имел ли я право подвергать ее налаживающийся душевный покой новому слому? Да, я врач. И отличие мое от хирурга лишь в том, что тот оперирует тело, я же – «залезаю» со своими инструментами в психику пациента. Иногда приходится быть жестким, и даже жестоким. Выпускать «дурную кровь». Вправлять «кости» больной души. Труднее всего было оттого, что это была душа родная, самого близкого мне человека.
Сначала я повел Анастасию в нашу оранжерею. Если бы там жили птички, то и они бы не щебетали столь весело и беззаботно, как она. Это было хорошим признаком. Теперь надо было «закреплять» нормальное состояние, как фотопленку в реактиве. Отпечатать в сознании светлую картину мира, оставив негатив в прошлом. Мы спустились в парк и некоторое время просто гуляли по аллеям, пока я не вывел ее на задний двор. Там у нас находились будки со сторожевыми собаками. Доберманы находились на цепи. Но они тотчас залаяли и рванули к нам.