Валентина Ивановна, Верина мать, умерла три года назад. Умирала она нестарой совсем, пятидесятидвухлетней женщиной, тяжело, от запущенного рака легких. За раковыми больными без специальных навыков трудно ухаживать. Тогда Верино медсестринское образование особенно пригодилось. Правда, из Пскова, из своего медицинского училища, вернулась Вера за три года до смерти матери не только с образованием, но и двухмесячным сыном Илюшкой.
Валентина Ивановна внука у дочери с рук на руки приняла. Веру и словом не укорила. И даже когда два года спустя стал заруливать к Вере разбитной шофер Мишка Жихарев, тоже смолчала. Но, видно, перед смертью и собственная несложившаяся женская судьба, и судьба дочери особенно мучили ее. Она подзывала к себе Веру, гладила ее нежные руки своими морщинистыми, иссушенными болезнью руками и тихо, с сожалением и глухой обидой в голосе говорила, не замечая безостановочно катящихся слез:
— Не возьмет он тебя, доченька, с ребенком, не возьмет… Как же ты без меня будешь-то, милая…
Так что в тяжелое умирание Валентины Ивановны и Мишка внес свою лепту. И мог бы он сейчас ее не вспоминать и тем более вслух не жалеть.
Мишка на Верин вопрос про мать не ответил. Потому что и отвечать было, наверное, нечего. Ляпнул так, от балды. Чтобы посмотреть, зацепит или нет.
Мишка крутил баранку и время от времени косился в темноте на Веру. Но когда машину опять тряхнуло, его рука с переключателя скорости как-то невзначай оказалась на Верином колене. Вера, не поворачивая головы, Мишкину руку с колена стряхнула, отодвинулась подальше, к окну, и все так же весело опять спросила про жизнь:
— Ты-то как, Миша?
— А ничего тоже. Только у Катьки родить все никак не получается. Конечно, может, и я виноват.
— Это вряд ли. Я же от тебя два аборта сделала. Миш, слушай, — Вера развернулась, поглядела почти с интересом на скуластое, вытянутое, с нависающими надбровными дугами лицо Михаила, подумала: «И чего ж это я в тебе, дура, тогда нашла?», а вслух продолжила: — Слушай, так если Катька не может, давай я тебе рожу, а? — Вера почувствовала, как Мишка точно одеревенел. Выдержала паузу и добавила самым невинным тоном: — Жениться совсем не обязательно, будешь платить алименты, ты же хорошо зарабатываешь! Идет?
До Мишки только тут что-то дошло. Он обиженно засопел и всю остальную дорогу ехал уже молча.
Первое, что они увидели, подъехав к месту аварии, это участкового Зилева и зилевский мотоцикл на обочине. К Вере и Михаилу Зилев бросился, точно к родным. При свете фар его конопатое лицо выглядело совсем бледным.
Рассмотрев уткнувшуюся в кювет разбитую машину и скрюченную фигуру водителя в ней, Мишка присвистнул: «Эк его угораздило!»
Пока Зилев с Михаилом обсуждали траекторию полета московского гостя, Вера осторожно стянула с левого плеча пострадавшего пиджак, закатала рукав рубашки, наполнила шприц.
Почувствовав укол, мужчина дернулся. Вера осторожно повернула к себе его голову, хотела поднять веки, проверить зрачки. Но мужчина сам раскрыл глаза. Посмотрел на Веру. Удивленно поднял брови, улыбнулся и тут же опять выключился.
«А он ничего, симпатичный. Но головой приложился капитально», — подумала Вера и, повернувшись, крикнула в темноту:
— Мальчики, хватит трепаться! Быстро носилки!
— Принимайте вашего нехудого! — Мишка с Зилевым с трудом внесли носилки в процедурную и переложили мужчину на стол. — Видно, что пешком редко ходит.
— Чего ворчите? «Мерседесу» его небось позавидовали? Мужчина что надо, в теле, — Люба осторожно приподняла пострадавшего за плечи, а Марина ловко стянула с него пиджак и рубашку. — Что надо мужчина, — повторила Люба. — Наш гардеробчик.
Вера тем временем подкатила к столу допотопный кардиограф. А Лариса принялась внимательно осматривать мужчину.
— Ладно. Мишка, спасибо тебе. Свободен. А ты, Витюша, иди в мой кабинет. Потом будем протокол составлять. Девочки, осторожнее. Открытых переломов нет. Зато на голове, слева, вон какая гематома, — Лариса склонилась над пострадавшим. — Три на пять сантиметров. Сотрясение мозга. Куда ж без этого.
Марина аккуратно раскладывала вещи водителя и одновременно читала названия фирм. На внутренней стороне кожаных ботинок было написано «Lloyd».
— «Ллойд». Крутая фирма. Немецкая. Это на сколько ж тянут такие мокроступы?
Лариса мельком глянула на ботинки.
— На пятьсот баксов, не меньше.
Люба, вкатывая в руку мужчины противостолбнячную сыворотку, только ахнула:
— Ботинки могут стоить пятьсот долларов?!
— Могут и больше, — отозвалась Лариса.