Мележ Иван
Ночью
Иван Мележ
НОЧЬЮ
Маша вошла в хату, положила топор под лавку и начала молча раздеваться. Развязала платок, на котором еще блестели снежинки, сняла ватник. Делала она это медленно, как будто неохотно - от усталости, которая ноющей тяжестью налила все тело.
- От Семена ничего не было? - взглянув на свекровь большими, с косым разрезом глазами, спросила она, хоть по лицу ее видела, что не было.
- Ничего... - ответила свекровь.
Тоска снова болью сдавила Машино сердце. Сейчас было даже тяжелей, чем в лесу. Там, в работе, среди веселых товарок тревога за судьбу Семена оставляла ее хоть на короткие мгновения.
Маша, растирая руками пунцовые от мороза щеки, подошла к столу. Была она невысокая, медлительная и видно, сильная.
Шерстяной свитер плотно обтягивал грудь и крепкие плечи. За столом сидел сын и читал. Он не обратил внимания на приход матери. Маша нежно по-.гладила сютлыс волосы. "Совсем как у Семена", - подумала она. Микола, не отрываясь от книжки, нетерпеливо мотнул головой. Он считал себя едва ли не совсем взрослым мужчиной и не любил, когда мать ласкала его. Шел ему десятый год.
- Какая книга, Микола?
- "Русский характер".
- Интересная?
- Угу, - ответил сын, не отрьзвая глаз от книжки.
Маша снова погладила его белую головку, отошла и присела у противоположного конца стола. Свекровь - сухонькая, с худыми, острыми плечами старуха - поставила на стол ужин, подала всем ложки.
- Кинь книгу, Микола. Бери ложку и начинай вечерять.
- Не хочу.
- Кинь, говорю, - строго приказала бабка.
Микола ничего не ответил и упрямо продолжал читать. Мать и бабка сели за ужин.
- Что это ты такая скучная, невестка?
Замучилась? Известно, разве ж это женское дело дрова возить? Это и мужчине не всякому под силу... Вес - бабы... Ох, лихо...
Маша молчала. От ласкового, сочувственного слова сердце сжалось еще больней.
Слова не шли на язык, мысли словно застыли, заволоклись туманом.
- За Семена ты не бойся, - мягким голосом говорила свекровь. - Будет живой, Марьюшка. Вернется. Я уж знаю... Чего только себя изводить, в чахотку вгонять?..
- Не могу я. Так боюсь, чтоб с ним чего, оборони боже, не сталось.
- Оно и правда, не тот болен, кто лежит, а тот, кто над болью сидит. Ты поплачь, Марьюшка, поплачь. Женская слеза что вода, а поплачешь - и легче. Поплачь.
- Не могу. Разве слезами поможешь чему-нибудь?
Микола дочитал главу до конца, посмотрел для памяти номер страницы, закрыл книгу и принялся за крупеник. Ел он молча, задумавшись, очевидно, под впечатлением прочитанного.
- Мам, - вдруг заговорил он. - Васькин батька вчера приехал с фронта. Пришел вечером, а Васька не узнал его.
Наш, говорит, на фронте. А я .бы своего батьку сразу узнал, если б только пришел... Сегодня Васькин батька был у нас в классе. В шинели и с погонами. А на погоне две звездочки и одна полоска. Я сам видел. Он лейтенант, а Васька говорит, что он скоро будет капитаном. А я сказал, что он сначала должен быть старшим лейтенантом, а после капитаном. Правда, мама?
- Не знаю.
- От и всегда ты не знаешь! А учительница наша, Лидия Ивановна, все знает.
- На то она и учительница.
- Мама, а почему от нашего таты нет Писем? Я так соскучился. Всем приносят, а нам нету. Он ранен, мам? А?
- Что ты несешь, дурной! - строго взглянула на него бабка. - Вот сейчас как стукну ложкой по голове. Скажи только еще раз.
- Я ж правду говорю, - упрямо возразил Микола. - Если б не был раненый, то писал бы.
- Поговори у меня еще!
- Не грозись. Я тебя ни капли не боюсь, - смело посмотрел на бабку Микола, но на всякий случай подвинулся ближе к матери.
Та сидела грустная, с покрасневшими глазами, крепко сжав пересохшие губы.
- Мама, не обижайтесь на Миколу. Что он понимает?
- Я все понимаю. Ты всегда говоришь, что я малой, а Васькин батька сказал, что я уже большой.
Никто не возразил ему, и конец ужина прошел в молчании. Маша постелила постель и легла. Рядом, положив голову на ее руку, примостился Микола. Он тут же уснул, а она долго еще лежала без сна, боясь шевельнуться, чтобы не разбудить сына. Перед глазами, когда она закрыла их, поплыли длинные шеренги тонких оснеженных берез. Под ударами топоров деревца падали, осыпая с ветвей снег-пушок, цеплялись за ветви своих подружек, словно пробуя удержаться; плыла сверкающая санная колея, скрипели сани, звенели женские голоса, гюдгоняишпе лошадей. ПотоМ все куда-то исчезло, и она увидела Семена.
Он был такой же, как и прежде: рослый, широкоплечий, с крепкой шеей, с льняным непокорным чубом. Он тихо затворил дверь, неслышно подошел к ней, щекой прикоснулся к ее щеке - щека его колется. "Давно не брился, работы много: председатель колхоза, - думает Маша. - Как хорошо и радостно с ним!" Маша чувствует волнующе-знакомое тепло его лица, и в груди поднимается ощущение счастья. Она лежит и не дышит, не шевелится, - так ей легко и хорошо!