– А вампиры? – предположил Моркоу. – Кроме того, они умеют летать…
Ангва вздохнула.
– Моркоу, если бы тут побывал вампир, пусть даже месяц назад, я бы это сразу учуяла.
– В ящике стола лежит почти полдоллара мелочью, – сказал Моркоу. – Но вор наверняка охотился за Боевым Хлебом Б'хриана. Это очень ценный культурный экспонат.
– У этого бедняги были родственники? – спросила Ангва.
– Насколько я помню, была старшая сестра. Я заглядываю сюда где-то раз в месяц, просто чтобы поболтать. Он дает мне подержать экспонаты… Давал.
– Вот это да, с ума сойти, – съязвила Ангва, не сдержавшись.
– Ага, это очень… приятно, – торжественно подтвердил Моркоу. – Напоминает о доме.
Ангва вздохнула и зашла в подсобную комнатушку. Все музейные подсобные помещения, как правило, битком набиты всяким ненужным хламом, а также экспонатами с сомнительным происхождением, такими, к примеру, как монеты с надписью «52-й год до Рождества Христова». И эта комнатка не была исключением. Тут стояли несколько верстаков с обломками гномьего хлеба, аккуратный ящичек с молотками-скалками, и повсюду были разбросаны бумаги. Около одной стены, занимая большую часть комнаты, высилась печь.
– Он изучает старинные рецепты, – сказал Моркоу, похоже пытаясь защитить репутацию старого хранителя музея даже после его смерти.
Ангва открыла дверь печи. Тепло затопило комнату.
– Ничего себе печка, – сказала она. – Для чего все это?
– А… По-моему, он выпекал метательные ячменные лепешки, – объяснил Моркоу. – В ближнем бою крайне смертоносные штуки.
Она закрыла дверцу.
– Надо возвращаться в Ярд, пускай оттуда пришлют кого-нибудь…
Ангва запнулась.
Близилось полнолуние, а в такие дни вести себя следовало очень осторожно. В облике волка было легче. Она сохраняла человеческий разум (или, по крайней мере, так ей казалось), в то время как существование становилось намного проще, – впрочем, быть может, она выглядела разумной не по человеческим меркам, а по волчьим. Так или иначе, когда она опять превращалась в человека, все резко осложнялось. Первые несколько минут, до тех пор пока не восстанавливалось морфогенетическое поле, все ее чувства были особо обострены: запахи чуть ли не валили с ног, а уши улавливали любой, даже еле слышный шорох. Кроме того, она ПОМНИЛА, что совсем недавно переживала. Волк может понюхать столб и сразу узнает, что здесь вчера проходил старый Бонзо, он был промокший насквозь и хозяин опять кормил его требухой. Но человеческий разум больше волнуют всякие почему да зачем.
– Тут есть что-то еще, – сказала она, тихонечко втягивая воздух. – Слабый запах. Неживого существа… Неужели ты не чувствуешь? Что-то вроде грязи, но не совсем. Что-то вроде… оранжевое…
– Гм… – тактично откликнулся Моркоу. – Вообще-то, не у всех людей нюх, как у тебя.
– Я обоняла это и раньше, где-то в городе. Не могу вспомнить где… Сильный запах. Перебивает остальные. Запах грязи.
– Ха, ну, на ЭТИХ улицах…
– Нет, это не… не совсем грязь. Пахнет острее. Раза в три.
– Знаешь, иногда я завидую тебе. Наверное, хорошо быть волком. Но время от времени и недолго.
– В этом есть и свои недостатки.
«Например, блохи, – думала она, пока они запирали музей. – И еда. И очень хочется надеть сразу три лифчика».
Ангва продолжала убеждать себя, что все нормально, что она держит все под контролем, – и в некотором роде так оно и было. Лунными ночами она бродила по городу… да-да, время от времени Ангва совершала набеги на курятники, но всегда помнила, что произошло ночью, и наследующий день обязательно возвращалась на место преступления, чтобы просунуть деньги под дверь.
Как трудно быть вегетарианкой и периодически по утрам выковыривать застрявшее между зубов мясо. Хотя она неплохо держалась.
«Очень неплохо», – еще раз заверила себя она.
Да, на ночные прогулки выходила Ангва, а не какая-нибудь дикая волчица. Она была полностью уверена в этом. Волк не остановится на курице, не выдержит.
Она содрогнулась.
Ну кого она обманывает? Днем каждый дурак может быть вегетарианцем. Главное – не стать людоедом ночью, вот на что уходят все силы.
Часы начали отбивать одиннадцать, когда карета Ваймса наконец добралась до дворца патриция. Ноги командора Ваймса были уже не те, что прежде, но он молнией взлетел по пяти лестничным пролетам и, задыхаясь, рухнул в кресло в приемной.
Минуты шли.
В дверь патриция стучаться нельзя. Он сам тебя вызовет, поскольку знает, что ты его уже ждешь.
Ваймс сидел, наслаждаясь кратким мгновением ничегонеделанья.
– Дзынь-дзынь, дзынь-подзынь! – раздалось вдруг из внутреннего кармана камзола.
Он вздохнул, вытащил обтянутую кожей шкатулку размером с небольшую книжку и открыл ее.
Дружелюбная, но немного взволнованная мордочка глянула на него из-за решетки.
– Да? – спросил Ваймс.
– Одиннадцать ноль-ноль. Встреча с патрицием.
– Да ну? Уже пять минут двенадцатого.
– Э… Стало быть, вы встретились? – с надеждой уточнил маленький демон.
– Нет.
– Мне продолжать напоминать об этом или как?
– Спасибо, не надо. Кроме того, ты почему-то не напомнил мне о том, что сегодня в десять меня ждут в Геральдической палате.
Мордочка бесенка в панике исказилась.
– Но ведь эта встреча была назначена на вторник! Зуб даю, что на вторник!
– Она была назначена на сегодня. И состоялась час назад.
– Ой. – Бес выглядел подавленным. – Э. Ну что ж. Извини. Да. Гм. А хочешь, я скажу тебе, сколько времени сейчас в Клатче? Или в Орлее? Или в Гункунге? Где угодно. Мне это раз плюнуть.
– Я не хочу знать, сколько времени в Клатче.
– А вдруг? – безнадежно вопросил бесенок. – Сам подумай, какое неизгладимое впечатление ты произведешь на людей, если во время скучной беседы неожиданно скажешь: «А между прочим, в Клатче сейчас на час меньше». Или в Бес Пеларгике. Или в Эфебе. Ты спрашивай, не стесняйся. Я всегда готов помочь. Ну?
Ваймс про себя вздохнул. Раньше у него был блокнот, куда он все записывал. Это было так удобно. А затем Сибилла, да благословят боги ее заботливую душу, купила ему этого многофункционального бесенка, который в отличие от блокнота умел чуть ли не все на свете. Впрочем, насколько уже понял Ваймс, по меньшей мере десять из пятнадцати вживленных в бесенка функций отвечали за извинения в том, что оставшиеся пять функций работают неисправно.