Он еле успевает увернуться от летящей сковороды. Та с грохотом падает в мойку, оставив на ней вмятину.
- Дурак! – ору я, - Козел! Ты хочешь, чтобы в меня тыкали пальцами? Чтобы толпы любопытных глазели на меня, как в цирке, и ржали? Да ты вообще соображаешь, что несешь?
- Ладно-ладно, - примирительно выставляетет он вперед ладони, - но тогда, может, тебе смогут донорские ноги пересадить?
Я опять заливаюсь плачем.
- Что? Чтобы мне пересадили ноги от трупа? Ты совсем с ума сошел? Ни за что!
Вопреки традиции, я не выхожу в прихожую, чтобы проводить Андрея на работу.
Днем звонит Маша из отдела и интересуется моим здоровьем. Я пугаюсь, что ей что-то стало известно, а потом вспоминаю, что по официальной версии я на больничном. Она говорит, что сотрудницы хотят меня, болящую, навестить.
Этого только не хватало! Безжизненным голосом, постоянно кашляя в трубку, сообщаю ей, что буду очень рада всех увидеть. Возможно, в последний раз, так как у меня страшно опасный и заразный гонконгский грипп, смертность от которого составляет 78%. Или даже 84. В котором часу их ждать? Маша, смешавшись, что-то мямлит, а потом желает мне скорейшего выздоровления. Но вот прийти они пока не смогут, так как отдел вот только что, сию минуту, завалили внеплановой работой, и им, скорее всего, придется оставаться сверхурочно в ближайшее время.
Несколько раз звонит Андрей, но я не отвечаю. Вечером он приносит мой любимый творожный торт, и мы миримся.
На следующее утро я подскакиваю на кровати задолго до звонка будильника. Я вспомнила! Вспомнила!
В понедельник в обеденный перерыв я побежала на небольшой базарчик, расположенный недалеко от нашей конторы, за овощами. По дороге вдоль тротуара старики раскладывают на клеенках свои немудрящие пожитки на продажу. Бабушки – кофты, вязаные салфеточки, разрозненную посуду, поношенные туфли… Дедушки – старые книги, настольные лампы, инструменты, какие-то значки… Я не знаю, на что они надеются. Я никогда не видела не только, чтобы кто-то что-то у них покупал, но и просто интересовался. Тем не менее, они, как на работу, приходят каждое утро (если нет дождя) на этот клочок земли со своим товаром. Их нещадно гоняют полицейские. Пенсионеры не боятся, они знают, что никто не будет увозить их в отделение и выписывать штраф, как стращают их стражи порядка. Тогда полицейские выработали свою тактику: они просто маршируют туда-сюда по этому участку, не давая старикам занять место. Больше тем приткнуться негде, и они, в конце концов, разбредаются по домам до следующего дня.
Так вот, народу на улице было много, я спешила и, потеряв равновесие, шагнула с тротуара на край клеенки одной из старушек. Помнится, там стоял потемневший электрический самовар и поцарапанный расписной поднос. Я ничего не задела! Просто прошла пару шагов по клеенке! Испачкала, конечно, сапогами, но я же не нарочно! А бабуля-божий одуванчик просто озверела!
- Куды прешься, идиётка? – заорала она зычным голосом, который трудно было ожидать услышать от такого тщедушного существа.
Мое желание извиниться за доставленные неудобства сразу испарилось. Я молча взобралась на тротуар и пошла дальше, а в спину мне неслось злобное:
- Чтоб у тебя ноги отсохли!
Вот! Вот она, причина! Бабка навела на меня порчу!
Я бегу в соседнюю комнату, тормошу Андрея и взахлеб рассказываю ему эту историю.
- Та-а-ак… Понятно… Значит, надо исправлять.
- Как?
- Ну, давай съездим к ней и попросим прощения, давай, купим у нее все ее вещи, ну не знаю, денег заплатим, что ли! Это же не повод так наказывать человека, должна же она понимать! В общем, будь готова: в обед заеду за тобой и отвезу на то место.
Мое настроение взлетает до небес. Я радостно топчусь по кухне, приплясывая. Скоро, скоро все закончится, и я получу обратно свои ножки! Извинюсь, покаюсь, а если у меня не получится – Андрей уговорит бабку. Он такой обаятельный!
Но тут я застываю. А как я выйду на улицу в таком виде? Да еще днем? Андрею говорить об этом некогда: он уже опаздывает и только машет рукой. Он уезжает, а я сажусь и думаю. Как можно скрыть куриные ноги?
Первое, что приходит в голову – инвалидная коляска. Удобно: сесть и накрыться пледом. Но ее просто негде взять. Кроме того, тащить это средство передвижения на четвертый этаж без лифта и спускать вниз вместе со мной, рискуя застрять на лестничных пролетах или кувыркнуть вместе с пассажиркой – идея неважная.
Тогда я решаю, что мне нужна длинная и пышная юбка, как у цыганок, под ней можно спрятать все, что угодно. Такой у меня нет, но это не проблема. Я несколько раз хищно поглядываю на кухонные шторы в веселенький рисунок, но все-таки ограничиваюсь цветной простыней с купоном. По-быстрому разрезала, сделала пару швов и вставила резинку. Подол волочится по полу, но это и хорошо. Наряжаюсь и расхаживаю по комнате. Цветастая юбка вместе с теплой курткой составляет довольно нелепый комплект, кроме того, подол все время заворачивается внутрь, попадает под ступни, и я спотыкаюсь. И пальцы задевают ткань. Тогда меня осеняет еще одна гениальная мысль.