Фауст, не глядя на меня, направился к двери и открыл ее, пропуская нас всех к выходу. Когда я хотела пройти мимо него, сильная рука схватила меня за руку, заставляя остановиться. Я подняла глаза, готовая наброситься на него за то, что он прикасался ко мне так, как будто имел на это какое-то право, но от взгляда этих темных глаз у меня быстро пересохло во рту.
— Ты думаешь, это разумно выставлять себя напоказ перед вампирами, Сиренити? — Он говорил достаточно тихо, чтобы Трикс не услышала. Она была уже на полпути по коридору, но Меррик задержался.
— Я не ребенок. Я могу гулять и наслаждаться жизнью, если захочу.
— Это безрассудно и эгоистично. — Пробормотал он, сильнее сжимая мой бицепс. — Ты подвергаешь риску свою кузину.
Мои глаза сузились при виде пальцев, сжимающих мою кожу, разум отключился. Внезапно я увидела синяки, почувствовала жар, боль и пульсацию. Он резко отпустил мою руку, заставив меня пошатнуться, но поддержал, положив руку мне на бедро. Это прикосновение снова обожгло меня таким сильным холодом, что я чуть не отпрянула. То, как он смотрел на меня, заставило меня задуматься, что именно здесь происходит. Я наблюдала, как его взгляд боролся с желанием опустить глаза вниз, а пальцы напряглись.
— Это твой первый день на работе, так что я прощу тебя. Но если ты считаешь, что имеешь хоть какое-то право указывать мне, как жить, тогда я, не колеблясь, подам заявление о твоем переводе. Здесь полно приспешников, более чем желающих занять твое место. — Я лгала. Он тоже это знал.
Эти темные глаза вспыхнули, и он придвинулся ближе.
— Поверь мне, получить работу было нетрудно, — выпалил он. — Тебе придется привыкнуть к тому, что кто-то говорит тебе, что делать. Я никуда не уйду, и Меррик тоже. Ты застряла с нами. Мы все знаем, что случилось в прошлый раз, когда папа отпустил поводок. — Каждое слово было лезвием, пронзающим мою грудь. Мне пришлось стоять там и притворяться, что я не умираю внутри. — Сколько еще людей должны умереть за тебя, Сиренити?
На мгновение мне показалось, что я вернулась назад во времени. Я могла вспомнить звуки и запахи стрельбы и бомб. Во рту у меня была кровь, по коже пробегал огонь. После смерти Шона у меня была пара недель, когда я немного съехала с катушек и поставила под угрозу всю безопасность. Меня не волновало, что террористы все еще разгуливают по городу, все, о чем я заботилась, — это заглушить боль.
Мои глаза метались между его, и я не заметила ни капли раскаяния. Он говорил серьезно. Я была обузой. Это была моя вина, что Шон мертв. Он всего лишь пытался защитить меня в свои последние минуты. Это была моя вина за то, что я была такой. Фауст еще не знал этого, но я была еще большим аутсайдером, чем он мог себе представить. Полукровка. Нежеланное дитя ночи, которого никогда не должно было существовать. Ни человек, ни вампир. Ничто. Но для Фауста и, вероятно, для Меррика тоже, я была надоедливой богатой девчонкой, которую нужно держать на поводке. Он ничего не знал обо мне, кроме того, что предполагала публика.
— Твоя кузина, наверное, в середине улицы, девочка. Нам нужно идти. — Голос Меррика прорвался сквозь наши напряженные взгляды..
Отступив на шаг, я не осознавала, насколько близко мы с Фаустом были. Но он был слишком высок, чтобы я могла надеяться напугать его своей близостью. Скорее всего, это просто выглядело комично. Я протянула руку мимо него, стараясь не задеть его своим телом, и закрыла дверь Трикс. Она автоматически закрылась. Больше не глядя на вспыльчивого мужчину передо мной, я быстро повернулась и пошла по коридору.
***
Улица была переполнена завсегдатаями вечеринок, разодетыми в пух и прах. Очередь тянулась вдоль улицы и за углом здания. Мы были в самом сердце района Ноктюрн.
Весь радиус в десять кварталов принадлежал Ковену вампиров Ноктюрна, и они наслаждались своей роскошью. Это было разительной разницей между людской частью города, которая, как правило, выглядела более коммерческой и пресной. — Ноктюрн был противоположностью. Большинство зданий были построены из кирпича и камня, напоминая готическую архитектуру, соборы и здания в старофранцузском стиле. Улицы были вымощены булыжником, а для автомобилей было установлено строгое ограничение скорости в десять миль в час. В Ноктюрне царил более медленный образ жизни, люди никуда не спешили. Зачем им это, когда перед ними простирается вечность?