— Сделаешь одно неверное движение, и я без колебаний убью тебя, слышишь меня? Я бесконечно сильнее тебя, дампир. Начнешь бежать, и я поймаю тебя. Ты сражаешься со мной, и я выиграю, поняла? — Его глаза впились в мои, и его дыхание короткими порывами коснулось моего лица. С такого близкого расстояния я все еще могла разглядеть ярко-малиновый оттенок, скрывающийся под коричневым.
— Есть, босс, — нахально сказала я, слегка насмешливо подмигнув. И я действительно поняла. К этому моменту я была твердо уверена, что помогу им всем, чем смогу, лишь бы выбраться из этой гребаной комнаты с обивкой.
Мы уставились друг на друга, и на долю секунды я с недоверием увидела, как его холодные глаза скользнули по моим губам, прежде чем он отвел взгляд. Он думал, что был ловкачом, но я это видела. Я улыбнулась ему в затылок, когда он повел меня дальше по коридору, предположительно к той же ванной, в которую я ходила раньше, чтобы принять свой последний душ.
Когда мы вошли, комната уже была заполнена паром, и мне пришлось яростно моргать от ослепительно белого света стерильных плиток. Из насадок для душа уже текла вода, что заставило меня задуматься, не заходил ли Фауст сюда заранее, чтобы сделать это. Эта мысль заставила меня ухмыльнуться. Они так старались быть придурками, но не понимали, что за эти годы я имела дело с гораздо худшими. Насколько я понимала, это было время для игр.
Я не стала дожидаться инструкций, полностью понимая, как работает механика душа. Я сняла разорванную ночнушку и позволила ей упасть на пол, пока Фауст не сводил с меня своих карих глаз. Я чувствовала себя отвратительно и, вероятно, пахла еще хуже. В тот момент, когда ступила под горячие брызги, я запрокинула голову и испустила долгий вздох удовлетворения. Я все еще чувствовала, как его глаза прожигают дыру в моей спине, и задавалась вопросом, почему это было частью протокола. Конечно, я могла бы принять душ наедине, не нарушая их грандиозных планов. Если они думали, что небольшая нагота отпугнет меня, они сильно недооценивали меня. Есть разница между тем, чтобы быть обнаженной по собственной воле и по принуждению. Я хорошо усвоила эту разницу за последние несколько лет. Согласие было главной целью игры.
Умываясь, я думала о своем затруднительном положении и о том, что, как я знала, мне нужно было сделать. Я пришла к выводу, что мне нужно перестать сидеть сложа руки и хоть раз в жизни действительно что-то сделать. Я слишком долго лениво стояла позади сенатора, как послушная маленькая сучка, всегда опасаясь за собственную безопасность. Я была эгоисткой, и чем дольше оставалась здесь, тем яснее это становилось. Я подумала о Трикс и о жертвах, на которые она пошла во имя того, во что верила. Она потеряла семью, друзей и свою репутацию, потому что верила во что-то всем сердцем. Наверное, я могла бы еще немного походить на свою кузину. Эти мужчины имели полное право не доверять мне. Я ведь не была ребенком.
Прочистив горло, чтобы нарушить неловкое молчание, я не потрудилась обернуться и сказала:
— Эти волчата… — Позади меня стояла тишина. Я знала, что он все еще там, просто наблюдает за мной, поэтому продолжила: — Они действительно умерли из-за меня?
Снова тишина, и я подумала, что он, возможно, предпочтет проигнорировать вопрос. Вероятно, так мне и надо. Я думала об этих волках. Прошлой ночью я видела их во сне — оборотней, которые иногда приходили послушать, как говорит мой отец. Я видела их там и всегда удивлялась, почему они потрудились выслушать человека, который их ненавидел. Я начинала понимать логику. Хорошо знать своего врага, изучать его. Возможно, именно в этом люди ошибались. Люди думали, что они во всех отношениях превосходят животных. Вот и все, чем были для них дарклинги.
— Да, — внезапно сказал Фауст. Мои плечи напряглись, а вода стала холодной. Я пока не могла повернуться к нему лицом. — Это то, что ты хотела услышать?
Горечь прокатилась по мне от его снисходительного тона. Резко повернув голову, я встретилась с ним взглядом, хмурясь. Он прислонился к раковине, скрестив на груди покрытые татуировками руки. Я скользнула по нему взглядом, понимая, что понятия не имела, что он весь в чернилах. Каждый раз, когда я видела его, он был одет либо в костюм, либо в толстовку с длинными рукавами. Чернила ему шли. Вообще-то, им всем шли.
— Как? — Просто спросила я.
На его квадратной челюсти дрогнул мускул.
— Они были казнены на ступенях мэрии после того, как мы обнародовали видеозапись твоего заключения. — В его тоне не было ни капли раскаяния, но когда я резко втянула воздух, то могла бы поклясться, что увидела в нем намек на печаль. Все исчезло в мгновение ока. — Это то, чем занимаются твои люди, Сиренити. Вот как они действуют. Они называют нас животными, но сами как настоящие дикари.