Он поковылял за ней. Ещё одна пуля попала в дерево в футе от его левого плеча.
Давай, проклятая нога, иди вперёд. Шевели!
Его нога, должно быть, услышала его, потому что он побежал, быстро продираясь сквозь деревья. Она, должно быть, истекала кровью; ей нужно было как можно скорее сбавить скорость.
Он увидел её, прислонившуюся к дубу, тяжело дышащую, сгорбленную. Кровь залила её белую рубашку и стекала по боку на джинсы. Она держала его пистолет SIG.
в одной руке и прижимала другую руку к груди.
Он увидел, как между ее пальцами сочится кровь.
«Лисси, всё кончено. Брось пистолет. Ты ранена, нам нужно помочь тебе».
Она посмотрела в ту сторону, где он прятался, и выстрелила.
Пуля прошла мимо цели, срезав небольшую ветку дуба слева от него. Она стреляла снова и снова, даже когда он знал, что она его не видит.
Он молчал, спрятавшись за деревом, вне линии ее огня.
Она прокляла его, и сквозь её ярость он услышал боль. Пуля снесла кору прямо у его лица, рассекла щеку. Ещё один проклятый шрам. Сколько ещё патронов она могла вместить в его SIG?
Савич знала, что она не остановится.
«Достаточно, — подумал он. — Это уже слишком». Он вышел из-за дерева.
«Брось пистолет, Лисси!»
Она этого не сделала. Она закричала ему: «Я тебя ненавижу! Я тебя убью!» Она бросилась прямо на него, выкрикивая проклятия, кровь капала с её руки, и она направила пистолет ему в грудь.
Савич нажал на курок. Пуля попала ей между глаз. Сила удара отбросила её назад. Лисси умерла ещё до того, как коснулась земли.
Он прихрамывая, подошёл к ней и посмотрел в её красивые глаза, которые больше не смотрели на меня как на безумного, в красивые глаза, которые больше не видели его, больше не видели ничего. Её пальцы всё ещё сжимали его пистолет. Он высвободил его и засунул за пояс.
Ему нужно было вернуться к Шерлоку. Он развернулся и побежал обратно так быстро, как только мог.
72
Шерлок стоял над Виктором Нессером, тяжело дыша и остро ощущая тянущую боль там, где когда-то находилась ее селезенка, и каблук ее ботинка упирался ему в грудь.
Она выстрелила в него из своего «Кольта», который носила в кобуре на лодыжке, раза четыре или пять, но промахнулась, потому что ее «Кольт» был хорош только на близком расстоянии.
Затем она выстрелила ему в ноги и попала в лодыжку. Он споткнулся, продолжал мчаться вперёд, и она схватила его с расстояния в четыре фута, её адреналин бешено зашкаливал. Теперь он лежал на спине, тяжело дыша, но не двигаясь. Его лодыжка подкосилась. Она сказала, пытаясь отдышаться: «Всё, Виктор.
Даже не думай дёргаться. Эй, мы тебя с головой и с ног до головы прикроем.
Виктор не двигался, просто лежал и стонал.
Шерлок крикнул ей через плечо: «Калли, Берни, я его поймал. У нас всё хорошо. Виктор никуда не денется».
Виктор крепко зажмурился. Он услышал голос женщины, почувствовал тяжесть её ноги на груди и ужасную боль в раздробленной лодыжке, отдающую в живот. Он почувствовал острую боль в виске, облизнул губы и почувствовал вкус крови. Он боялся прикоснуться к лодыжке, боялся того, что почувствует. Лучше уж ходить с оторванной половиной головы, чем никогда больше не ходить. И он ничего не мог с этим поделать. Хуже того, он знал, что не сможет помочь Лисси.
Где была Лисси? Убила ли она Савича? Он так не думал; он не думал, что этого парня можно убить. А этот рыжеволосый агент, который его застрелил, был его напарником.
Кто такая Осень? Что она с ним сделала? Он помнил, как беспомощно катался по земле, как его тело дёргалось и ныло. Осень была маленькой девочкой? Нет, это невозможно, там никого не было. Всё это было ложью, это было что-то, что сделал Савич, но что он сделал и как? Он чувствовал, как холодеет, чувствовал, как страх грызёт края его сознания.
Если бы он только застрелил Савича сразу, когда тот беспомощно лежал рядом с Берни, застрелил бы обоих, всё было бы кончено. И Лиззи знала бы, что всегда может на него рассчитывать. Конечно, Лиззи могла бы убить их сама, но ей хотелось поиграть с ними, поиграть и с ним тоже.
Это была огромная ошибка, самая большая ошибка, которую они когда-либо совершали. Их последняя ошибка.
Виктор помнил, как всё было до всего этого: годы с родителями, как отец избивал мать, когда ему хотелось, а потом она вернулась с ним в Джордан, чтобы ещё немного пошалить. Жива ли она вообще? И тётя Дженнифер, те годы, когда эта безумная женщина указывала ему, когда есть, когда чистить зубы, с кем разговаривать, и как она убьёт его, если он хоть раз тронет её драгоценную тринадцатилетнюю дочь, единственного человека, которого он когда-либо любил, порожденную этим…