Близко, совсем близко. Когда они достигли края небольшой открытой площадки, шириной не больше двух метров, Итан увидел, что небольшой костер, который они развели, почти погас. Он не видел никакого движения. По обе стороны лежали спальные мешки. Всё было тихо, как на открытке.
Ухнула ещё одна сова. Быстро раздался ответный уханье, затем ещё один.
Воздух мягко обдувал их лица, мягко и холодно.
Джоанна вздрогнула. Она прижалась к спине Итана. Он прошептал: «Если это они, значит, украли спальные мешки. Придётся посветить. Я возьму тот, что ближе к огню, хорошо? Ты возьми другой. Помни, не медли. Если наши жизни когда-либо будут на кону, то сейчас». Он долго смотрел на неё сверху вниз. Он знал, что она не может его как следует разглядеть, но он её видел. Он коснулся ладонью её щеки.
Она выглядела испуганной и решительной. Этого будет достаточно. «Давай сделаем это и вернёмся к Отем».
Она кивнула, горло у неё вдруг пересохло, как песок в пустыне. Она никогда по-настоящему не понимала, что такое желание убить другого человека, но теперь поняла. Она почувствовала дикое желание убить Блаженного, увидеть, как жизнь вытекает из его безумных глаз. Тогда наконец Отем будет в безопасности. И Итан, человек, которого она знала всего неделю или около того.
Это было потрясающе.
Она уставилась на неподвижный спальный мешок в трёх метрах от себя. Ей показалось, что она увидела очертания головы, но она не могла разглядеть, кто это. Это было неважно.
Они молча приблизились, подняв оружие, и Итан оторвался от нее и направился к ближайшему спальному мешку.
Итан почувствовал, как что-то трепещет позади него, и замер.
Он понял это, не глядя. Он вскинул «Ремингтон», резко развернулся, опустив глаза, и выстрелил.
Он услышал крик маленькой девочки от боли. Он вскинул голову и посмотрел на Отэм, стоявшую всего в шести футах от него на опушке леса. Она истекала кровью, в её маленькой груди зияла дыра, кровь рекой текла из её маленького тела.
Джоанна выкрикнула имя дочери, но тут же развернула пистолет и выстрелила в спальный мешок, снова и снова, пока обойма не опустела. Ни звука, ни движения. Осень — о, Боже, нет, нет.
«Итан. Мама. Зачем ты в меня выстрелила?»
Она была мертва. Джоанна видела огромную кровавую дыру в её груди.
Она слышала голос своего мертвого ребенка.
50
«ИТАН, МАМА, это не я. Я здесь».
Итан смотрел, как маленькая девочка, в которую он выстрелил, медленно упала на спину, наблюдал, как эта девочка изменилась – всего за секунду, – словно движение воздуха приподняло завесу, и Грейс стал самим собой. Итан покачал головой, не желая верить в то, что увидел. Это было безумие, но тем не менее это была правда. Его жизнь вышла из-под контроля с тех пор, как в неё вошли эти двое. Грейс лежал на земле, отчаянно сжимая живот, кровь и жидкость сочились сквозь пальцы, и он шипел от боли.
Итан крикнул Джоанне: «Где Блессид?»
«Я застрелила его в спальном мешке», — сказала Джоанна, подбегая к Отем.
«Наконец-то он мёртв, слава богу, мёртв. Я в него всю обойму выпустил».
«Нет, Джоанна, ты этого не сделала».
Она резко обернулась и посмотрела ему прямо в лицо.
«Нет!» — закричала Отем и бросилась на Блаженного. Он повернулся, чтобы схватить её за руку. Он посмотрел на Итана, резко поднимая «Ремингтон». «Не стоит этого делать, шериф».
Итан замер.
«Осень, моя племянница, моя дорогая, теперь всё хорошо — нет, не так, я не могу тебе лгать. Он застрелил Грейс, этот шериф застрелил твоего дядю, Отем. Посмотри на него, всё плохо».
Блессед потащил Отема к брату, который лежал, свернувшись калачиком на боку, прижав ладони к животу, кровь хлынула сквозь пальцы, и он скулил от боли. Выстрел в живот, шериф выстрелил в Грейс. Блессед знал, что если он не довезёт его как можно скорее до больницы, Грейс умрёт. Его кишки вывернутся, позеленеют и почернеют, и Грейс сгниёт. Он умрёт с криками. Мартин был мёртв, а теперь и Грейс. Он всегда защищал их обоих, всегда платил кровавыми процентами всем, кто издевался над ними, потому что они были другими, потому что они были особенными. Но хулиганы избили его братьев лишь однажды, потому что Блессед чуть их не убил. А теперь Грейс был ранен, сильно ранен, в живот. Блессед подвёл его. Ему хотелось выть, кричать, но не молиться, никогда не молиться, потому что мама учила его молиться.
из него мог появиться дьявол, и тогда все стало бы совсем плохо.